Фрэнк Герберт - НИТОЧКА ПАМЯТИ Сборник фантастических произведений

— Великолепно! — Люк начал уплетать завтрак.

— Есть еще одна вещь. Мы будем некоторое время в невесомости. Вы выдержите?

— Выдержу.

Андерсон засуетился. Когда он закончил регулировку, корабль рухнул носом вниз в тысяче миль над поверхностью, двигаясь к планете и более-менее придерживаясь одной единицы ускорения. "Более-менее" зависело от постоянных подстроек Андерсона.

— Теперь не беспокойтесь, — говорил Андерсон. — Я попытаюсь не входить в атмосферу, но если это произойдет, нам придется погрузиться в суп, и тогда останется только одно — выключить двигатель. Только двигатель может удержать нас на такой напряженной орбите. Потом мы вылетим прямо во внешнее пространство.

— Значит, вот что такое форсированная орбита! А как ты думаешь вести поиск?

— На карте это выглядело бы так, словно я следую по линиям долготы. Я буду поворачивать судно в сторону через несколько минут при каждом пересечении полюса, и тогда мы можем сохранять изменение нашей траектории поиска. Нельзя позволять планете просто крутиться под нами. Это потребовало бы почти шестнадцати часов.

Планета вращалась в тысяче миль под ними. Проносились тусклые полосы атмосферы, но доминирующим цветом был голубовато-белый. Андерсон сканировал радаром горизонт, который на экране выглядел, как тонкий, слоистый воздух. Но то были твердые скалы.

— Понимаете, если он здесь, мы найдем его, — сказал Андерсон часом позже, — Если мы увидим маленький шарик, надо помнить, что он находится на глубине пятисот миль. Вот и все.

— Да, все, что нам нужно.

В девять часов Андерсон, наблюдая за поверхностью, повернул корабль. Его прошила боль от плеч до кончиков пальцев.

— Его здесь нет, — сказал он утомленно. — Что дальше?

— А дальше нам надо готовиться к драке. Мы отправимся на Нереиду и выключим двигатель.

Яркие звездочки двух термоядерных двигателей космического корабля были настолько близки к крошечному солнцу, что их нельзя было разглядеть. Андерсону не удалось найти "Золотое Кольцо". Но судно Гринберга неуклонно приближалось, голубое и сияющее на краю золотой короны Солнца. Гарнер и Андерсон отправились в десятичасовой путь на Нереиду — дальний спутник Нептуна. Они наблюдали, как сияние судна Гринберга становится все ярче и ярче.

В 09.30 огонек стал покачиваться. Гринберг маневрировал.

— Начнем стрелять? — с нетерпением спросил Андерсон.

— Пока нет. Посмотрим, куда он двинется дальше.

Они находились на ночной стороне планеты. Гринберг нырнул к Нептуну вблизи линии сумерек. Его было ясно видно.

— Он не пошел на Нереиду, — заметил Андерсон. По какой-то причине оба говорили шепотом.

— Хорошо. Значит он или сядет на Тритон, или выйдет на его орбиту. Но долго ли он будет на орбите?

— Снаряды догонят, — прошептал Андерсон. Гринберг прошел Тритон и начал замедлять скорость.

— Значит на орбите? — удивился Гарнер. — Да, он крепкий орешек.

Через двадцать минут судно Гринберга превратилось в качающийся огонек между рогами холодного, синего полумесяца Нептуна. Они следили за его медленным перемещением к одному из рогов. Он шел по форсированной орбите и совершал поисковый облет поверхности.

— Что теперь? — спросил Андерсон.

— Подождем и увидим. Я запутался, Андерсон. Я не могу этого понять.

— Но клянусь, усилителя на Нептуне нет.

— Смотри, смотри, — показал Гарнер. — Ну, привет — теперь здесь вся компания.

Крошечное пламя, в виде копья света, прошло мимо светлого конца планеты.

Сине-зеленый шар был больше, чем они ожидали. В первый раз Кзанол пожалел о своей беспечности, когда около двух миллиардов лет назад не воспользовался шансом и не узнал побольше о восьмой планете. Он опросил пилота и штурмана, и те вспомнили, что на поверхности Нептуна 1,23 единицы притяжения. Земной единицы, конечно. Для Кзанола это означало около двух с половиной.

Кзанол встал к одному из небольших окон, его челюсть едва возвышалась над нижним краем, губы втянулись назад в тревожном ворчании. Теперь недолго! Так или иначе. Пилот вывел судно на орбиту поиска.

Кто-то здесь уже был.

Это был полуспящий раб, с которым они разошлись на полпути. Он был на другой стороне орбиты планеты, но должен был вернуться примерно через восемнадцать дилтанов. Кзанол приказал пилоту вывести "Золотое Кольцо" на орбиту и выключить двигатель. Пусть раб завершит поиск.

Судно проходило снизу, выплевывая огонь на звезды. Раб действовал планомерно и действительно вел поиск. Кзанол позволил ему продолжать.

Но он был удивлен. Как рабу удалось снизиться на двигателе, у которого не хватало для этого мощности?

Оп заставил пилота подумать над этим, и тот дал ему ответ. На ракетах, крыльях и силовых цилиндрах — на всем сразу. Но даже пилот не мог догадаться о способе возвращения "раба" назад.

Кзанол-Гринберг, конечно, вообще не был предупрежден. С его нынешней позиции корабль Кзанола был в луче радара более прозрачным, чем атмосфера. Даже сама планета просвечивалась насквозь. Кзанол-Гринберг продолжал наблюдать за экраном радара в надежде, что если Месней пропустит костюм, то начеку будет он.

— Почему другое судно тоже не приступает к поискам? — поинтересовался Андерсон. — Они просто дрейфуют.

— Все в порядке, — ответил Гарнер, размышляя вслух.

— Мне кажется, они объединились. Поэтому нет нужды искать обоим. Но тогда…? О боже! Я понял. Инопланетянин управляет Меснеем и Гринбергом. Так или иначе он позволил им делать за себя его работу, а они об этом и не догадываются.

— Но, наверное, работа была бы сделана быстрее, если бы они искали на кару?

— Мне начинает казаться, что этот чужак — аристократ из аристократов. Может быть, он думает, что тот, кто работает, раб. А так как он владыка… Но все равно вопрос остается прежним — что они ищут, и где это находится?

— Взгляни, сынок, они почему-то не интересуются радаром и до сих пор не нащупали мазером нашу флотилию с Пояса. Придется этим заняться мне.

И еще одна деталь о кораблях с Пояса: воздушной установкой можно было управлять даже с помощью табачной трубки. Мужчина в третьем корабле был единственным в группе, кто пользовался этим, один из шести во всем Поясе. Его звали, правда, не слишком нежно, Старина Смоки.

Когда-то он был сухопутной крысой, то есть жил на Земле. Около тридцати лет пилотировал звено туристических кораблей на орбите Луны. Ночи проводил в небольшой дешевой комнате, на несколько этажей выше уровня грузового транспорта в Лос-Анджелесе. По выходным дням он выходил на пляж и был несказанно рад, когда отыскивал достаточно чистый клочок песка, чтобы можно было сесть; отпуск проводил в незнакомых городах, чужих и новых, неоспоримо очаровательных, но обычно таких же перенаселенных, как Лос-Анджелес. Однажды он остановился на две недели в джунглях Амазонки. Он контрабандно провез несколько сигарет, рискуя сесть на два года в тюрьму, и выкурил их через пять дней. И когда Смоки наконец заметил, что при разговоре с любым товарищем или незнакомцем ему хочется закурить, он вернулся в города.