Тим Пауэрс - Двенадцать часов тьмы (Врата Анубиса - 2)

Кеб свернул направо, по Олд-Бейли и на Флит-стрит, и остановился перед домом 32 - узким, симпатичного вида зданием с уютно горящими за занавесками огнями. Эшблес сошел, расплатился с возницей и, пока кеб с грохотом скрывался в ночи, глубоко вздохнул, огляделся по сторонам - заметив поднявшего на него глаза нищего мальчишку - и постучал в дверь.

Не прошло и нескольких секунд, как внутри лязгнул засов и дверь открыл мужчина с шевелюрой песочного цвета и со стаканом вина в руке; несмотря на пристойную стрижку и не менее пристойную одежду, на которые Эшблес истратил большую часть своих трех фунтов, мужчина нерешительно отступил при виде бронзовокожего великана.

- Э-э... да? - произнес он.

- Моя фамилия Эшблес. А вы - Джон Мерри?

- А? Да, да, заходите. Да, конечно, я Мерри. Вы меня несколько смутили если и существует такое понятие, как типичный поэт, сэр, осмелюсь сказать, что вы ни капельки на него не похожи. Не угодно ли стаканчик портвейна?

- С удовольствием. - Эшблес ступил в прихожую и подождал, пока Мерри возился с засовом.

- Тут сегодня весь день крутился какой-то оборванец, - извиняющимся тоном объяснил Мерри. - Уже пытался проскользнуть внутрь. - Он выпрямился, отхлебнул из стакана и повел гостя в дом. - Сюда, прошу вас. Я рад, что вы смогли выбраться к нам - сегодня нам повезло заполучить в гости Сэмюэла Кольриджа.

Эшблес ухмыльнулся:

- Я знал, что он придет.

***

Джеки неуверенно шагнула вперед к вышедшему из кареты незнакомцу, но, прежде чем нашлась что сказать, тот постучал в дверь и представился этому сварливому Джону Мерри. Она отошла в тень, где прождала уже час.

Это точно тот человек, которого описывал ей Брендан Дойль, решила она. Значит, Мерри не блефовал, говоря в интервью этому писаке из "Тайме", что полагает, что загадочный новый поэт Вильям Эшблес ожидается в числе гостей на собрании в понедельник.

"И как мне переговорить с ним? - подумала она. - Я так много осталась должна бедному старому Брендану Дойлю - я просто обязана известить его друга о его смерти. Пожалуй, придется ждать, пока он не выйдет, и перехватить его, прежде чем он поймает кеб".

Джеки так и не удалось поспать с тех пор, как она убила Данди - и по совместительству Джо - Песью Морду - две ночи назад, и ее начали преследовать галлюцинации, словно сны ее, выступив из темноты, одновременно навалились на нее. Ей чудились тени, придвигающиеся к ней, но, оглянувшись, она видела лишь пустую улицу; ей слышался... нет, не звук и даже не эхо звука, а только легкое сотрясение воздуха от массивной железной двери, захлопнувшейся где-то на небесах. Собственно, стоял еще ранний вечер, но она не сомневалась, что через несколько часов ей покажется, будто давно уже пора наступить рассвету... а задолго до пяти утра она в панике решит, что никогда уже не увидит солнца.

Ей пришлось как-то навестить больницу Магдалины для безумных женщин "Мэдлин", как звал ее уличный народ - и она предпочла бы покончить с собой, нежели оказаться там, если иного выбора нет.

Сегодня ей начинало казаться, что это именно так.

Все, чего ей хотелось, - это увидеть Эшблеса, передать ему вести о Дойле, а потом повторить нырок Великолепного: выплыть на середину Темзы и, выпустив из легких весь воздух, уйти на дно.

Ее пробрала дрожь - до нее дошло, что ее страхи подтверждаются: она никогда больше не увидит рассвета.

***

С точки зрения профессионального интереса как Кольридж, так и Эшблес изрядно разочаровали Мерри. Когда издатель заглянул в угол, где уединились за беседой два поэта, и ухитрился сначала присоединиться к их разговору, а потом и сменить тему, перейдя к вопросу грядущих публикаций, оба выказали довольно вялый энтузиазм, что немало удивило Мерри, ведь, по его сведениям, Кольридж находился в весьма стесненных обстоятельствах, существуя в основном на средства друзей, а уж такой зеленый новичок, как Эшблес, и вовсе должен был бы радоваться любой возможности напечататься в солидном издании.

- Перевод гетевского "Фауста"? - с сомнением в голосе протянул Кольридж. Когда его отвлекли от темы, которую они с Эшблесом обсуждали, оживление исчезло с его лица, и оно снова казалось усталым и постаревшим. - Право, не знаю... Конечно, Гете - гений, переводить труды которого, и этот в особенности, большая честь. Все же мне кажется, моя собственная философия... скажем так, настолько разнится с его, что подобная попытка с моей стороны привела бы к компромиссу, который печально сказался бы на нас обоих. Я написал немало эссе...

- Да, - поспешно вмешался Мерри. - Полагаю, позже у нас еще будет возможность обсудить вопрос публикации ваших эссе. А что вы, мистер Эшблес, думаете о перспективах издания сборника ваших стихотворений?

- Ну... - замялся Эшблес. "Ничего не выйдет, Мерри, - беспомощно подумал он, - первая книга Эшблеса выйдет у Коуторна в мае. Уж извините..." - В данный момент "Двенадцать Часов" - это все, что я имею в наличии. Посмотрим, как пойдут дела с остальными.

Мерри натянуто улыбнулся:

- Ясно. Правда, когда вы созреете, у меня может не оказаться свободного места в плане. Надеюсь, джентльмены, вы меня простите? - И он вернулся к столу.

- Боюсь, это мне придется просить у вас прощения, - заявил Кольридж, отставляя почти нетронутый стакан портвейна и массируя себе лоб. - У меня начинает болеть голова, а в таком случае из меня неважный собеседник. Может, прогулка домой пешком поможет мне справиться с недугом.

- А почему не кеб? - поинтересовался Эшблес, провожая его к двери.

- О... я просто люблю прогуляться, - отвечал Кольридж, слегка покраснев, и Эшблес понял, что у того просто нет денег на экипаж.

- Тогда знаете, что я предлагаю? - как бы невзначай сказал Эшблес. - Я тоже не прочь улизнуть отсюда, но я не слишком люблю ходить пешком. В общем, я могу подбросить вас.

Кольридж просветлел, потом нахмурился.

- Но в какую сторону вы едете?

- О, - беззаботно махнул рукой Эшблес, - мне решительно все равно. Где вы остановились?

- Гостиница "Гудзон" на Ковент-Гарден. Если это вам не в тягость...

- Ни капельки. Я пойду принесу мистеру Мерри свои извинения, а потом захвачу плащи и шляпы.

Через несколько минут они уже выходили из дома, и Мерри сердито нахмурился на оборванца, все еще болтавшегося у соседнего парадного.

- Благодарю вас, мистер Эшблес, за заботу о нашем друге.

- Не за что... а вот и кеб. Эй, такси!

Возница не понял оклика, но жест рукой был ясен и без лишних слов. Он остановил свой экипаж перед ними, и Мерри, пожелав обоим спокойной ночи, закрыл дверь, лязгнув изнутри засовом.

Колеса кеба еще продолжали вращаться, когда послышался крик: "Мистер Эшблес! Подождите минутку!" - и к ним подбежал тот самый оборванец.

Боже, подумал Эшблес, когда свет уличного фонаря упал на лицо паренька, да это ведь Джеки! Правда, он сделался чуть ниже... нет, все в порядке, это я стал выше.