Альфред Бестер - Миры Альфреда Бестера. Том 1

— Притон для Снежков. Кокаинщики. Мог бы догадаться, что он и этим не брезгует…

Притон предназначался для Болезников, самых безнадежных наркоманов. Они покоились в больничных койках, умеренно страдая от нарочно вызванных пара-кори, пара-гриппа, пара-малярии. Жадно наслаждались незаконными болезнями и вниманием сестер в ослепительно белых халатах.

— Взгляни на них, — презрительно бросил Фойл. — Отвратительно. Если есть что-то более мерзкое, чем нарко-религия, то только это.

— Добрый вечер, — сзади раздался голос. Фойл захлопнул дверь и повернулся. Перед ним стоял доктор Орель, деловитый и аккуратный, в классической белой шапочке, халате и хирургической маске медицинского клана, к которому принадлежал лишь по мошенническому утверждению.

— Сюда, пожалуйста, — указал доктор Орель и тут же с хлопком исчез. За указанной дверью открывался длинный лестничный пролет. Когда Фойл и Робин стали подниматься по ступеням, доктор Орель возник наверху. — Сюда, сюда, пожалуйста. О… один момент. — Он исчез и возник снова сзади них. — Вы забыли закрыть дверь. — Он закрыл дверь и опять джантировал, на сей раз появившись на площадке. — Пожалуйста, проходите.

— Показуха, — пробормотал Фойл. — Джантируйте вдвое дальше или получите вдвое больше… Так или иначе, он дьявольски проворен. Мне здесь придется не зевать.

Шарлатан ждал за столом в заставленной внушительной, но устаревшей медицинской техникой комнате. Он джантировал к двери, закрыл ее. Джантировал назад за стол, поклонился, указал на стулья. Джантировал к Робин и любезно помог ей сесть. Джантировал к окну и поправил шторы. Джантировал к выключателю и включил свет и снова появился за столом.

— Всего лишь год назад, — улыбнулся Орель, — я вовсе не мог джантировать. Затем открыл секрет — Целебное Промывание, которое…

Фойл коснулся языком пульта управления, вмонтированного в нервные окончания зуба, и ускорился. Он без спешки поднялся, ступил к застывшей фигуре, что-то утробно тянувшей, достал тяжелый кастет и со знанием дела ударил Ореля по лбу, вызывая сотрясение передних долей и повреждая центр джантации. Потом он привязал его к стулу. Все это заняло не более пяти секунд и предстало перед Робин одним размытым движением.

Фойл замедлился. Шарлатан дернулся и сверкнул глазами яростно и растерянно.

— Итак, вы — Орель, помощник врача на «Ворге», — тихо произнес Фойл.

— Шестнадцатого сентября 2336 года вы находились на борту корабля.

Ярость и растерянность превратились в ужас.

— Шестнадцатого сентября рядом с поясом астероидов вы проходили мимо остатков «Номада». «Номад» попросил помощи. Вы ушли. Бросили его и обрекли на гибель. Почему?

Орель закатил глаза, но не ответил.

— Кто отдал приказ уйти? Кто хотел, чтобы я сгнил заживо?

Орель невнятно замычал.

— Кто находился на борту «Ворги»? Кто еще был с тобой? Кто командовал?… Я добьюсь ответа, не сомневайся. — Фойл чеканил с холодной свирепостью. — Деньгами или силой… Почему меня бросили на смерть? Кто приказал оставить меня издыхать?

Орель вскрикнул. — Я не могу говорить о… Погодите, пока… — Он обмяк.

Фойл осмотрел тело.

— Мертв, — пробормотал он. — И как раз, когда начал говорить. Как Форрест.

— Убит.

— Нет. Я его пальцем не тронул. Самоубийство, — мрачно хохотнул Фойл.

— Ты сумасшедший…

— Нет, просто мне смешно. Я не убивал их. Я вынудил их покончить с собой.

— Что за ерунда?

— Им поставили Блок Сочувствия. Слыхала о БС, милая? Его ставят всем секретным агентам. Возьми некую часть информации, разглашать которую нежелательно. Свяжи ее с симпатической нервной системой, контролирующей дыхание и сердцебиение. Когда субъект пытается раскрыть эту информацию, срабатывает блок. Сердце и легкие останавливаются. Человек умирает. Тайна сохранена. И агенту не надо думать о самоубийстве, чтобы избежать пыток. Все будет сделано за него.

— Этим людям?…

— Очевидно.

— Но почему?

— Откуда мне знать?… Перевозка беженцев тут ни при чем. «Ворга», видимо, занимался куда более серьезными делами, иначе к чему такие меры предосторожности. Вот задача. Последняя нить — Погги в Риме. Анжело Погги, помощник шеф-повара. Как нам добыть из него информацию… — Фойл запнулся на полуслове.

Перед ним стоял его образ, немой, зловещий, огненное лицо, пылающая одежда.

Фойл был парализован. Он судорожно вздохнул и выдавил дрожащим голосом.

— Кто ты? Что…

Образ исчез.

Фойл провел языком по пересохшим губам и повернулся к Робин.

— Ты видела?… — Ее лицо говорило само за себя. — Это… на самом деле?

Она показала на стол Ореля, возле которого стоял пылающий образ. Бумаги на столе воспламенились и ярко горели. Все еще перепуганный и ошеломленный, Фойл неуверенно попятился назад и провел рукой по лицу. Оно оказалось влажным.

Робин бросилась к столу и попыталась сбить пламя. Фойл не шелохнулся.

— Я не могу погасить огонь! — наконец выдохнула она. — Надо убираться отсюда. Быстро!

Фойл кивнул с отсутствующим видом. Потом, явно напрягая всю свою волю, взял себя в руки.

— В Рим, — хрипло выдохнул он: — Джантируем в Рим. Этому должно быть какое-то объяснение. Я найду его, клянусь всем на свете! А пока… Рим. Джантируй, девочка, джантируй!

Со времен Средних веков Испанская Лестница служила местом средоточения отбросов Рима. Поднимаясь широкой длинной эстакадой от Пиацца ди Испанья до садов виллы Борджиа, Испанская Лестница кишела, кишит и будет кишеть пороком. Ступени заполоняют сводники, попрошайки, шлюхи, извращенцы и воры. Наглые и высокомерные, они гордо выставляют себя напоказ и глумятся над случайно проходящими «порядочными».

Ядерные войны конца XX столетия уничтожили Испанскую Лестницу. Ее отстроили вновь, и снова уничтожили во время Мирового Восстановления в XXI веке. Еще раз отстроили и на этот раз защитили взрывоупорным кристаллическим куполом. Купол загородил вид, открывавшийся из дома, где почил великий Китс. Посетители больше не прильнут к узкому окошку, дабы прочувствовать картину, которую лицезрел умирающий поэт. Теперь виден был лишь дымчатый купол Испанской Лестницы и, сквозь него, — искаженные тени Содома и Гоморры внизу.

Тысячелетиями Рим встречал Новый Год всякого рода фейерверками, ракетами, торпедами, стрельбой, шутихами, бутылками, банками… Римляне целыми месяцами сберегали старье и рухлядь, чтобы выбросить из окон, когда пробьет полночь. Какофония вспышек, рев голосов, треск огненной иллюминации, шум падающего на купол хлама оглушили Фойла и Робин Уэднесбери, улизнувших с карнавала во Дворце Борджиа.

Они были еще в костюмах. Фойл — в черно-красном обтягивающем камзоле Цезаря Борджиа, Робин — в расшитом серебристом платье Лукреции Борджиа. Лица их скрывали нелепые вельветовые маски. Контраст между их старинными нарядами и современным тряпьем вокруг вызывал поток насмешек и присвистываний. Даже «лобо», постоянные завсегдатаи Испанской Лестницы, неудачливые закоренелые преступники, у которых вырезали четверть мозга, временно вышли из мрачной апатии. Толпа вскипела вокруг спускающейся по ступеням пары.