Дмитрий Байкалов - Фантастика 2002. Выпуск 1

— Генрих, — неожиданно сказал фюрер. — Я все хотел спросить вас, чем кончилась эта история с ливанским кедром?

— А чем она могла кончиться, Адольф? — хмуро улыбнулся рейхсфюрер. Он совсем недавно вернулся из Освенцима, где наблюдал казнь евреев. При виде того, как женщины и дети во рву молят о помощи, рейхсфюрер утратил свою знаменитую бесстрастность и хлопнулся в обморок, как институтка. Он знал, что недоброжелатели обязательно доложат фюреру об этой слабости руководителя СС, и специально для этой беседы выбрал исключительно деловой тон. — Ваш тезка немного развлекся, евреи вспомнили свою историю, а эмиссар сионского центра оказался без своего любимца, на которого он имел виды. Все закончилось гораздо скучнее, нежели мы думали. Священник умер на кресте прежде, чем его распяли. Надо думать, от страха. А быть может, он принял яд, чтобы испортить Эйхману спектакль. Толпа, как обычно, безмолвствовала, и потом, когда представление закончилось, никто особенно не сопротивлялся. Но говорят, они прекрасно пели, когда шли в газовую камеру. Этот жид Джагута, он, конечно, не фон Кароян, но надо отдать должное — пели они замечательно. Говорят, что охрана даже прослезилась. Впрочем, черт с ними! Одно жаль — испортили прекрасную древесину, лучше бы мы перебросили брус Брауну в Пенемюнде.

— Жаль, что история закончилась так быстро, — лицемерно вздохнул Гитлер. — Я ожидал большего, Генрих.

— Я был против этой идеи, — напомнил Гиммлер. — Мы имеем только негативные последствия, мой фюрер.

Рейхсканцлер вопросительно посмотрел на него, ожидая продолжения.

— В концлагерях рассказывают фантастические истории, — продолжил рейхсфюрер СС. — Имеются случаи, когда охрана лагеря отказывается наблюдать за процессом в газовой камере. Какие-то бредни о том, что среди евреев появляется худой бородатый человек, утешающий их перед смертью… Якобы имеются случаи ослепления лиц, которые ведут наблюдения за экзекуцией… Некоторые даже открыто начинают поговаривать, что мы и в самом деле распяли в Берген-Бельзене Бога, который второй раз явился в наш мир.

— Глупость! — жестко отрезал Адольф Гитлер. Встав, он принялся расхаживать по кабинету, потирая рукой тщательно выбритый подбородок. — Генрих, тебе должно быть стыдно повторять за идиотами их бредни! Если Бог и существует, а я это категорически отрицаю, то какое ему дело до наших междоусобиц? У богов более серьезные задачи, ты же не обращаешь внимания на бегущих по тропинке муравьев? Какое дело тебе до битвы, случившейся между муравейниками? Человек умирает один раз, и он не может разгуливать по камерам после смерти. Прикажи, каждый, кто распускает подобные слухи, должен быть сурово наказан. Своей безответственной болтовней он вредит рейху, а у нас сейчас не самые легкие времена. Сейчас мы должны сплотиться как никогда, поэтому нельзя допустить, чтобы слухи ослабляли арийский дух немца.

— Я подготовил распоряжение, — сказал Гиммлер, воинственно поблескивая стеклышками пенсне. — Мой фюрер, недавно я принимал участие в ликвидации одного из транспортов в Освенциме, и это произвело на меня тяжелое впечатление. Наши ветераны, которые служат в лагерях, очень страдают, когда им приходится ликвидировать женщин и детей. Все они имеют семьи, и участие в таких акциях негативно сказывается на их психике. Возможно, все слухи рождаются именно вследствие этого. Согласно моему распоряжению, семейные работники не должны привлекаться к подобным акциям, мы должны щадить их нервы. А провокаторы… Провокаторы будут наказаны, мой фюрер!

Фюрер неопределенно хмыкнул, и Гиммлер понял, что его опередили и вождь все знает о его участии в акции, и знает это не из доброжелательных источников. Бледное и обычно бесстрастное лицо Гиммлера побагровело от негодования. Гитлер заметил это и, не желая ссориться с руководителем службы имперской безопасности, примирительно сказал:

— Но вы, как всегда, правы, Генрих. Люди устали, их надо беречь. Война возложила на СС нечеловеческие нагрузки. Давайте отвлечемся. Хотите анекдот?

И он рассказал, как к партайгеноссе Борману пришли вступать в партию два жида. Один из них был обрезанным, а другой сохранил верхнюю плоть. Партайгеноссе остроумно отказал одному на основании того, что он был обрезанным, а потом и другому за то, что тот не обрезался вовремя.

Они немного посмеялись и перешли к текущим делам.

Положение на фронтах вызывало тревогу.

Русские партизаны активизировались, и это значило, что Сталин готовил новую наступательную операцию. А в тылах царил беспорядок. Внутренние коммуникации были неимоверно растянуты, на узлах войскового снабжения шли диверсии, и надо было что-то делать, чтобы поскорее вывести рейх из намечающегося кризиса. Тем более что полководцы Красной Армии набирали опыт быстро, а талантов в этой армии оказалось более чем достаточно — удары последнее время начали сыпаться один за другим, вот уже и непобедимая Шестая армия, которой командовал фон Паулюс, застряла в заснеженных развалинах Сталинграда, а сам Паулюс сдался в плен.

Оба они ошибались.

История не кончается.

Она существует, пока с лица Земли не исчезнет последний человек.

Он посмотрел вверх.

Небеса были чисты и безмятежны.

В пронзительную синеву из новенькой толстой трубы, выложенной из красного кирпича, полз густой желтый дым. На уставшую землю оседала копоть сгоревших человеческих надежд.

И тогда он закричал в тоске и смятении:

— Я вспомнил, Господи! Я вспомнил!

Он вспомнил.

Песок.

Жаркий ветер облизывал угловатые глыбы известняка вдоль извилистой тропы на Голгофу. Иисус остановился, облизывая пересохшие и жаждущие губы. Несший за ним крест также остановился.

Легионеры не торопились, с ленивым любопытством они наблюдали за происходящим. Один из них опирался на копье.

— Воды, — попросил Иисус.

Толстый сонный сапожник, скрестивший пальцы на поясе, отвернулся.

— Иди! — сказал он. — Не накликай беды на мое жилище! Проходи, проходи, пес! Скоро тебя не будет мучить жажда! Там ты напьешься вдоволь.

Иисус не слушал его.

За спиной сапожника белее пшеничной муки маячило испуганное, но полное любопытства лицо Иуды. Приоткрыв рот, бывший апостол смотрел на того, кого он предал так глупо.

Два разбойника с крестами уже ушли далеко вперед.

Один из римских легионеров легонько кольнул Иисуса копьем в спину, показывая, что надо поторопиться.

— Идите, равви! Идите! — против воли прошептал Иуда, стараясь не смотреть на крест.

Иисус понимающе улыбнулся ему.

— Я иду, — сказал он. — Легко ли будет идти тебе, дожидаясь моего пришествия?