Андреи Синицын - Фантастика 2002. Выпуск 3

Впрочем, писатели тем и отличаются от военных, что строем не ходят. Не все хотели становиться классиками, не все хотели играться в модную игрушку. Например, Святослав Логинов и супруги Дяченко сразу объявили, что ни за что не станут убивать в своих романах такого хорошего человека. И даже упоминать не станут. Некоторые авторы поступили еще гуманнее — упоминали, но не убивали. Так произошло в рассказе Далии Трускиновской «Вот это по-нашему!», а герои «Слепого пятна» Андрея Плеханова очень даже хотели убить соответствующего персонажа, но… «Склад охранялся слабо, Хадди управился с двумя стражниками в считанные мгновения, бесшумно свернув им головы. К счастью для упоминавшегося выше шефа охраны Юрсемецшу, оный отсутствовал — наверное, спал дома или отбыл в командировку, поэтому, как ни странно, обошлось без акта предательского убийства собутыльника».

Волна литературных убийств ширилась, фэндом реагировал на появления Семецкого на страницах очередного бестселлера по-разному. Некоторые раздраженно морщились, некоторые писали страшилки вроде: «Дети в подвале во что-то играли / Взрослым про эту игру не сказали / Вот результат этих шалостей детских: / Зверски замучено восемь Семецких» (Миш Наранек), некоторые предлагали на соответствующие книги помещать лейбл «Semetsky Inside». А между тем фигура Семецкого возникла даже в фанфике приключений Фандорина.

Начинающие авторы, почувствовав модное поветрие, также стали вставлять подобные эпизоды в свои гениальные творения. Нам известен реальный случай, когда редактор крупного издательства отверг рукопись молодого фантаста с формулировкой: «Не дорос еще Семецкого убивать!»

Наконец многим стало предельно ясно, что игра затянулась. Но остановиться было сложно. Подсознательное желание прекратить игру выплескивалось на страницы книг ситуациями с одновременным появлением «в кадре» Семецкого и породившего всю эту вакханалию Лукьяненко. Олег Дивов в «Саботажнике»: «Причер шагнул к табличке — это оказалась памятная доска с надписью на трех языках. «17 мая 24… 1 года, — прочел капеллан, — здесь при попытке спасти утопающего судового библиотекаря старшего матроса Семецкого трагически погиб водолаз Лукьяйнен». Сергей Зайцев, Борис Завгородний, «Рось квадратная, изначальная»: «Присмотревшись, Благуша узнал в нем Сдельного Пахана — Лук Ян Ко, который, как самый богатый человек среди торгашей, вполне мог себе позволить роскошь вроде этой шубы. Ведь юрсемы, небольшие пушистые зверюшки размером с домашних кошар, когда-то водившиеся во всех доменах, ныне стали большой редкостью из-за своей удивительной доверчивости к человеку, в частности к охотнику». Но дальше всех пошел Андрей Белянин — в романе «Сестренка из преисподней». Благородный мэтр, библиофил, неоднократно убиваемый Семецкий, начинает мстить своим обидчикам, и первым от его руки, конечно же, страдает… Лукьяненко: «Вдоль улицы, по направлению к книжной лавке, неторопливо шествовал толстый молодой мужчина с усиками, в модной одежке и с большим космическим бластером на пузе.

— Последний лауреат… — мстительно прошипел мэтр Семецкий, до хруста в пальцах сжимая стальной гарпун. — Он устроил взрыв и завалил меня книгами в моем же магазинчике. Смерть была долгой и мучительной… Так этот разжиревший моллюск прилюдно пообещал в следующий раз просто пристрелить меня из бластера. Вот с него-то я и начну… На фока-реи мерзавца! В кандалы таки и в трюм! За борт под килем, морского ежа ему в глотку, кар-р-р-рамба!!!

И робкий книготорговец (или отчаянный капитан?) с ревом бросился на недавнего обидчика. Как я понимаю, этот убийца был не единственным, но первый чек к оплате предъявили именно ему. Бездарно отстреливаясь от рычащего «морского волка», бедолага пытался удрать, а китобой Семецкий ловко бил его гарпуном по новым джинсам…»

Про лауреата было упомянуто не зря. В 2000 году известная фэн-группа «Мертвяки» учредила ежегодную премию за лучшее литературное убийство Семецкого. Первым лауреатом этого симпатичного приза стал как раз Сергей Лукьяненко за роман «Геном», вторым, в 2001 году, Александр Громов за «Тысячу и один день», ну а в 2002 году премии вручались уже по четырем номинациям: за роман — Юлию Буркину («Звездный табор, серебряный клинок»), за повесть — Леониду Каганову («Коммутация»), за рассказ — Далии Трускиновской («Вот это по-нашему!), за статью — Дмитрию Байкалову («На последнем берегу»). Еще цитата из белянинской «Сестренки…»: «…местные умники объявили убийство бедного Семецкого национальной традицией! Они даже дают за это ежегодную премию! Ви себе представляете — премия тому, кто лучше убьет Семецкого… И шо ви скажете?!»

Как мы уже упоминали, С. Лукьяненко в последних книгах убивал Семецкого крайне изощренно. В кульминации «Танцев на снегу» престарелый скотопромышленник направляет свое инвалидное кресло на главных злодеек — «Я успел увидеть искаженное ужасом лицо Аллы Нейдже, плюющийся огнем бластер в руке Снежинской. А потом кресло Семецкого врезалось в них пылающим болидом», — но инсургент успевает умереть от старости еще до того, как в него попадет заряд бластера, и он вместе с врагами рухнет вниз в растворитель для промывки топливных элементов звездолетов. Воистину геройская смерть.

Ну а романом «Спектр» Лукьяненко, похоже, вознамерился поставить жирный восклицательный знак в этой бесконечной истории. Вначале, не называя имя персонажа, он пользуется проверенным «шифром прописных букв*, чтобы проницательному читателю стало ясно, что это Семецкий (попробуйте найдите!). Затем описывается схватка этого персонажа с четверкой «охотников за наградами»: «Один — средних лет, румяный, толстый, коротко стриженный, с щеточкой усов над губой. Другой — смуглый, вроде бы не старый, но с явной сединой в волосах. Третий — аккуратно выбрит, но с собранными на затылке в хвост длинными волосами. Четвертый — самый пожилой, высокий, чуть сутулый, с бородкой и баками». Хоть немного знакомые с писателями-фантастами без труда узнают в этой четверке самого Лукьяненко, Васильева, Дивова и А. Громова. Наш герой блестяще расправляется с охотниками, однако его все же убивает подоспевший пятый, внешностью подозрительно напоминающий Ника Перумова. В конце книги выясняется, что таких вот Семецких во Вселенной несколько сотен — однажды произошел сбой в системе нуль-транспортировок, Юрик-один размножился, и множество его двойников регулярно появляются из различных Врат на разных планетах. Однако само Мироздание ополчилось на многочисленных Юриков-два — ведь по его, Мироздания, законам может существовать лишь одна личность. Остальные должны так или иначе погибнуть… В результате в «Спектре» убийство Семецкого становится изощренным полиубийством, порожденным буйной фантазией автора, по случайности ли, по велению свыше ли заварившего и до сих пор расхлебывающего всю эту кашу. Может быть, тарелка, наконец, опустеет?