Дмитрий Перовский - Конкурс-семинар Креатив: Безумные миры

Безумец долго не отвечал.

Когда же наконец заговорил, слова падали медленно, точно капли крови в часах.

— Почему бы тебе не рассказать ему о Саре, Йован?

Старик дернулся, словно по стулу был пропущен электрический ток.

Мне это совсем не понравилось.

— Кто такая Сара? — с любопытством спросил Юнец.

— Та, что поможет тебе обрести равновесие, — задумчиво произнес я.

И тут же чертыхнулся. Надо же, сколь заразно безумие.

— Так что насчет Сары, Ста… эээ, Йован?

— Да ничего особенного… Йован, — хмыкнул Старик. — Ухаживает за садом и двумя внуками.

Раздался хруст.

Я поднял глаза и с ужасом заметил, что по стеклу Часов Крови расползается внушительных размеров трещина.

— Мы очень счастливы с ней.

Старик избегал смотреть на меня, поэтому не видел того, что происходит.

Трещина зазмеилась, захватывая все большую часть поверхности.

— Замолчи!

Я и Юнец — мы закричали одновременно.

— Чтобы выйти, необходимо обнажить души. И любой обман уничтожит Часы. А, значит, дверь не будет открыта. Теперь веришь, что я не лгу?

— Почему? — Старик обрел дар речи.

— Плата за знание. Тот, кто призвал память крови, обязан отдать что-то взамен.

— Ха! Призвал он, а расплачиваться всем. Справедливо, ничего не скажешь.

Я почувствовал на себе взгляд, полный ненависти.

В чем-то он прав. Но нужно идти до конца.

— Расскажи мне о Саре. Прошу.

— Хочешь знать? Чудно. Смотри не пожалей только, — Старик зло сплюнул. — Я ее оставил.

— Оставил?!

— Бросил. Видеть ее больше не мог.

— Но почему? Она изменила? Или я?

Предположения, одно нелепей другого, роились в голове.

— Все из-за трактатов.

— Трактатов?

— Исследование трактата о памяти крови едва не погубило меня. Впрочем, подробностей не помню. Она нашла меня, полумертвого, и выходила. После чего вынудила принести клятву.

Старик замолчал.

Очевидно, ему было тяжело вспоминать прошлое, и я посчитал, что не вправе торопить его.

— В чем вы поклялись? — не выдержал Юнец.

— Что оставит свои изыскания навсегда, — предположил я.

— Не совсем так, — Старик наконец заговорил. — Я пообещал, что не буду проводить экспериментов, проверяя те или иные эликсиры, описанные алхимиками. Однако, теорией занимался тогда очень плотно, сделав ставку на изучение и систематизацию знаний, почерпнутых из разных источников. В этом я здорово преуспел — на свою же беду, — он поднял голову и хмуро посмотрел на меня. — Окрыленный успехом, я отправился в научный совет Университета Бухареста.

От его взгляда мне стало не по себе.

— Они не поверили, да?

— Не поверили? Они рассмеялись мне в лицо! Что вполне объяснимо — доказательств, которыми я мог бы защитить теорию, попросту не оказалось под рукой, — лицо Старика налилось кровью, глаза сверкали. — Меня назвали шарлатаном! Унизили! Я расставил капканы и сам же в них угодил.

Здесь я понял, что он обвиняет меня.

Что ж, в этом был резон. Хронологически та ипостась Йована Митреску стояла ближе ко мне, нежели к нему.

— Ты бы мог заняться другим исследованием. Пойти туда, где меньше мистики и больше прикладной науки, — я не особо верил тому, что говорил.

— О да. В любом университете на меня просто сыпались предложения помощи и сотрудничества. Они все так радовались моему приходу, что захлапывали двери перед самым носом. И шарахались, как от прокаженного, — прошипел Старик. — Настолько приятное ощущение, что тебе обязательно нужно его испытать.

— Возможно, так и будет, — сухо ответил я. — Что произошло с Сарой?

— После того случая между нами что-то сломалось. Она старалась быть ласковой и понимающей, но… Одним словом, однажды я исчез из ее жизни. И полгода колесил по Европе, пока она не нашла меня. Мы встретились в Вене. — Старик пожевал сморщенными губами. — Поговорили, и больше я ее никогда не видел.

Сара.

Мне вспомнились ее смеющиеся глаза. Улыбка, лукавая и в то же время простодушная. Увлечение румынским фольклором и шутливые обиды на то, что я не разделяю ее интерес.

Сара.

Не могу поверить, что все будет так, как он рассказал.

— Ты следующий, профессор.

На время нашего разговора Безумец умолк, и теперь стремился напомнить о себе.

— Я — что?

— Твоя очередь обнажить душу. Расскажи о страдании, побудившем тебя искать память крови.

Такое чувство, что меня сбросили в темный колодец.

— Я… Я… не буду.

— Не будешь? — казалось, Безумец озадачен.

— Часы разобьются, если я солгу, — решение постепенно обретало форму. — Значит, попросту буду молчать. Вот и все.

Я победоносно вскинул голову.

Старик закашлялся.

— Ясно, — кивнул Безумец. — Скажи, мой мальчик, — обратился он к Юнцу. — Ты помнишь тот день, когда впервые увидел смерть?

Тот побледнел.

— Ты ведь помнишь Плоешти?

Плоешти.

Наблюдая за реакцией мальчика, я пытался воскресить в памяти давнишние события. Они с матерью тогда бежали из города, который регулярно бомбила авиация Красной Армии. К несчастью, самолеты не обошли вниманием и колонну беженцев. Я помнил кровь. Много крови и ужас, испытанный тогда.

— Тебе не обязательно отвечать, — обратился я к Юнцу.

— О да, совсем не обязательно, — Безумец улыбался, что не переставало меня бесить. — Но ты ведь все помнишь, мой мальчик, правда? Что ты ощутил, вдыхая аромат крови? Страх или вожделение? Ужас? Наслаждение?

— Замолчи! — не выдержал я. — Хватит нести чушь.

— Любопытство.

Все головы повернулись к Юнцу.

Тот смутился, но повторил:

— Любопытство. Мне стало интересно.

— Вранье! — заорал я. — Наглая ложь! Ты все ему внушил, ты!

— Как же трудно быть идеалистом, — съязвил Старик.

— Нет, я не вру, — Юнец насупился. — Ты должен сам знать. Ведь ты — это я.

Подспудно я понимал, что он не лжет. К тому же не видно изменений в часах — а это значит многое.

— Я такого не помню.

— Бабочкам я отрывал крылья, кузнечикам — ноги. Резал лягушек столовым ножом, — на удивление хладнокровно перечислял мальчик. — Лошадь разорвало надвое, тогда, на дороге в Плоешти. Я осмотрел ее, потрогал кости, вспоминая то, чему нас учили в школе. Моя учительница шла с нами, но не могла сказать, правильно ли я усвоил ее уроки, — Юнец едва не кричал. — Она лежала мертвой. А я оставался прилежным учеником, поэтому и ее осмотрел, потому что мечтал быть ученым и познать мир как можно лучше. Хоть мне и было страшно, даже очень. Не смей меня судить. Ты — это я!

— Браво, — едко улыбаясь, поаплодировал Старик. — Я хоть и запамятовал, что там случилось в Плоешти, но речь достойна будущего ученого. Однако, Йован Митреску не преуспел в науке. Может, стоило податься в музыканты? — с издевкой спросил он.

— Такого не помню, — без эмоций повторил я.