Ирина Скидневская - Звездные мальчики

— Так бывает, — заметил Скальд. — Они согласились на нашу просьбу о краске?

— Уклончиво ответили, что это наше личное дело.

— По крайней мере, хоть не запретили. Надеюсь, что не будет и уголовного преследования. Краска готова?

— Конечно.

— Никого ни о чем не предупреждать. Маркировать крыс, как обычно. Все равно половина из них передохнет. Если владельцы остальных заметят, что краска разложилась не через два часа после бегов, а через трое суток, и подадут иск, удовлетворите его.

— Если мы проиграем бега, я останусь без штанов, — буркнул Иштван. Нечем будет платить. Да и зачем нам эти хлопоты? Все равно комитет не разрешит провести обследование крысы после бегов — этого условия нет в договоре.

— Это в том случае, если не обнаружится какое-нибудь нарушение. А если мы за что-нибудь зацепимся, надеюсь, законники из комитета будут на нашей стороне.

Иштван вздохнул.

— Отец перессорился уже со всей Вансеей. Грозит правительству небывалыми карами.

— Да, тяжел на руку… Как он себя чувствует?

— Неважно. Отказывается соблюдать дисциплину. Конфликтует с врачом.

— Иштван, вы тоже очень плохо выглядите. А я хотел обсудить с вами сегодня еще одно дело.

— Говорите.

— По поводу второй проблемы, которая вас беспокоит… Шпионаж в пользу Даррада. Расскажите мне хотя бы об одном деле.

Иштван взъерошил свои темные, коротко остриженные волосы и немного ослабил узел галстука. Одевался он без особого блеска, и сейчас на нем был дорогой, но ничем не примечательный темный костюм.

— Вы уже столько о нас знаете, что глупо еще что-либо утаивать… Мой отец, несмотря на его кажущуюся грубость, порядочный человек, и не чужд альтруизма. Он спонсировал одно важное и нужное, как он говорил, дело. Но события приняли столь неожиданный и неприятный оборот, что делом заинтересовался сам Галактический Совет. Отца допрашивали там и остались очень им недовольны. У него случился сердечный приступ…

— А в чем дело?

— Речь идет об одном засекреченном проекте под названием "Росток". Я не знаю деталей. Объект исследования вышел из-под наблюдения и почему-то оказался на корабле члена Галактического Совета. Не успели его обнаружить, как корабль был расстрелян, предположительно, Даррадом… Спаслись двое, но и на них Даррад продолжает охоту.

— Вы можете сказать, что это за таинственный объект?

Иштван помялся.

— Ребенок… обладающий необычными способностями…

— Какими?

— Больше ни слова, Скальд. Отец убьет меня.

— Понятно. Значит, опять Даррад? А при чем здесь ваш отец?

— Проверяли, откуда могла уйти информация об объекте. Сами понимаете, отец сразу подумал, что виновата наша компания.

— Ваш отец сообщил о своих подозрениях Галактическому Совету?

— Это было бы равносильно политическому самоубийству. Таких вещей не прощают. Даррад пасет нас, Скальд, — с горечью произнес Иштван. — Они знали, что есть такой проект и следили за его развитием. Они контролируют нас, а мы даже отдаленно не предполагаем, каким образом они это все проделывают. Они организовали эти бега, сорвали нам столько сделок…

— Не нужно отчаиваться… — мягко прервал Иштвана детектив. — Мы с вами уже кое-что сделали. Помните, вы говорили мне про человека с синим лицом? Я хотел бы взглянуть на его изображение — таких чудес я никогда не видел. И еще, давайте с вами завтра, прямо с утра, посетим дом, где жил Лем.

— Зачем?

— Мне хочется взглянуть на его апартаменты… понять, каким он был, этот ваш верный друг…

6.

Рассветы на Вансее были ничуть не хуже закатов.

— Мне все время кажется, что я в раю. Даже забыл, куда мы с вами едем, — сказал Скальд, отрываясь от созерцания зеленых массивов, мимо которых бесшумно мчался автомобиль Иштвана. На планете-заповеднике охранялась не только природа — здесь охранялась сама тишина.

— Разве вы никогда и нигде не видели этого? — спросил Иштван, равнодушно кивнув на проплывающие мимо красоты — рощи, хвойные леса, благоухающие поля цветов, перекинутые через ручьи мостики, тихие заводи на мелких теплых озерах и стада оленей, спокойно взирающих на людей.

Везде цветы. И все залито этим мягким солнечным светом… Поразительная, даже неестественная красота. Кажется, что более совершенной ее уже невозможно сделать…

— Это действительно так, — сказал Иштван. — В ландшафтах продумано расположение каждого куста, каждой былинки. Видите те маленькие круглые холмики? Роботы находятся там, под землей. Перед самым рассветом они начинают обход своей территории, чистят, сверяют с контрольным заданием…

— Перестаньте, — смеясь, перебил его детектив. — Вам не удастся испортить мне настроение. Все равно Вансея — самое прекрасное место в галактике.

— Может быть, это и так. Просто когда живешь среди этой красоты, перестаешь замечать ее.

— Это легко исправить. Время от времени вам нужно менять обстановку.

— Я и так уже вот-вот переселюсь. Куда-нибудь на Забаву. С пятого на четвертый уровень, — невесело усмехнулся Иштван.

Посреди зеленой холмистой равнины, ярко пестрящей лужайками цветов, кто-то обронил золотистую чайную чашку. Она лежала донышком кверху, и сквозь ее огромную прозрачную полусферу просвечивали небольшие рощицы в дальнем конце поместья. Солнечные лучи скользили по поверхности чашки, обрисовывая ее изящный силуэт. Это и было жилище покойного Лема. Эффект прозрачности строения был таким достоверным, что Скальд невольно зажмурился, когда Иштван на всей скорости направил автомобиль в сверкающий хрупкий бок. Но вместо звона разбитого стекла раздался нежный мелодичный звук, и дом распахнул навстречу гостям свои прозрачные объятия.

Внутри дом был еще необычнее. Здесь все, или почти все, было сделано из хрупких на вид материалов — даже рояль, сквозь прозрачную крышку которого беззащитно просвечивало внутреннее устройство. Бесконечные шкафы с богатейшими коллекциями фарфора, безделушек, часов, стеклянные шары-светильники, назойливо склоняющиеся к вошедшим на каждом шагу, зеркала, мебель из голубого, очень редкого, дерева с только что открытой планеты, название которой Скальд не в состоянии был не то что запомнить выговорить, — все предметы здесь жили своей жизнью, надменной и величественной, не нуждающейся в человеке. Их холодная, изредка разбавленная тусклым желтым цветом, голубизна вызывала у детектива ощущение тревоги и дискомфорта. Даже занавеси на окнах застыли в какой-то стеклянной неподвижности.

В этом доме трудно жить, думал про себя гость, шагая по длинным залам. Здесь есть красота, но нет уюта, тепла. Это музей, а не дом. Вольготно себя здесь чувствовали только черные хрустальные цветы с Даррада, любовно расставленные хозяином по всему дому в прекрасные голубые вазы.