Николай Петри - Колесо превращений

- Смысл? - спросил Милав. - Наверное, смысл в том, чтобы всегда оставаться самим собой. В начале поединка мне показалось, что рогойлы разумны...

- И это едва не стоило вам жизни, - напомнил Кальконис.

- Возможно, - согласился Милав. - Но я нисколько об этом не жалею. Ярил-кудесник говорил: "Пытайтесь увидеть не форму, а содержание!..." Сегодня мне показалось, что за формой страшного зверя я смог разглядеть что-то еще...

Костер горел ярко и жарко; на стенах заблестела вода, выступающая из заполненных льдом трещин. Милав перебирал содержимое тюков с погибших лошадей и безжалостно бросал все в костер, оставляя лишь провизию и кое-какую мелочь, которая не могла перегрузить оставшихся животных.

Кальконис задремал, уронив голову на грудь. Ухоня тоже спал, привалившись обмороженным боком к нагретому костром камню. Милав расправился с тюками, сходил к входу, удостоверился, что с этой стороны можно не ожидать внезапного нападения (где гарантия, что прайд рогойлов был единственным?). Выход наполовину завалило снегом. Милав подкатил несколько валунов, набросал сверху больших ледяных сосулек и со спокойной душой отправился спать, не забыв устроить еще парочку хитроумных ловушек на пути к их гроту. Зачем? Так, на всякий случай...

ГОЛОС

И были эпохи, когда первенствовали в мире тонкие творческие энергии. Смрад гибели и тотального разрушения не довлел над миром людей. Тогда преобладали положительные сущности, и никто не смел настаивать на том, что закон равновесия равноутверждает и добро и зло. Ведь никогда свет и тьма не находились в равновесии. Ибо равновесие - это всего лишь тончайшая, едва видимая грань, отличающая первозданный хаос тьмы от идеальной гармонии света. Никогда, слышишь, никогда зло не сможет одолеть добро, как бы глубоко последнее не пало в пропасть отчаяния. Помни об этом и стремись к этому...

Они спали очень долго. Кальконис проснулся первым и стал в полной темноте ворошить костер. К нему присоединился Ухоня, и скоро грот осветился ярким пламенем. Милав выглянул из-под мехового плаща и улыбнулся прямо в Ухонину физиономию:

- С добрым утром!

Кальконис пошмыгал носом, пытаясь изобразить улыбку. Из этого мало что получилось, и он продолжил колоть лед в заиндевевший котелок. Милав откинул плащ, сел. Все тело ломило - результат вчерашней схватки на пределе человеческих возможностей. Костер горел хорошо. Пахло дымом, смолой и еще чем-то очень приятным. Милав решил посмотреть на то, что творится за каменными стенами. Ухоня напросился помочь ему.

- В чем? - спросил кузнец, накидывая плащ. Ухоня неопределенно помахал хвостом.

- Ладно, пошли, - согласился Милав и первым двинулся в темноту, чтобы успеть обезвредить ловушки (Ухоня со своим любопытством непременно угодил бы в одну из них).

Выход из пещеры был полностью завален снегом. У них ушло много времени на то, чтобы откопать проход, не имея под рукой ничего, кроме собственных ладоней.

Горный мир встретил их слабым ветром и редким снегом.

- Похоже на то, что погоду здесь заказывали рогойлы, - сказал Ухоня, а когда мы определили их на местожительство немного ниже - погода значительно улучшилаь.

- Да, и ветер слабее, и мороз не столь крепок, - согласился Милав. Что ж, хоть со спуском проблем не будет.

- А разве они у нас были?! - Ухоноид геройски поднял хвост трубой и оскалился.

- Ох, и грозен ты со своим обмороженным хвостом! - притворно оужаснулся Милав. - То-то рогойлы, как тебя увидели сами в пропасть попрыгали!

Ну-у-у, - промычал Ухоня, - может, и не сами, но попрыгали же!

Спускаться было намного легче. Ноги сами несли вниз, и приходилось быть очень внимательными. Впереди, кроме вигов и горгузов, никого не предвиделось. А что покорителям перевала дикие виги да горгузы-пакостники так, мелочь пузатая!

Впрочем, бахвалился подобным образом один Ухоня. Он семенил рядом с Милавом (лошадей осталось всего две, и ухоноид наслаждался полной свободой) и донимал кузнеца вопросами:

- А ты не заметил, что у рогойлов было шесть лап?

- С чего ты взял?! - удивился Милав.

- Ну как же! - искренне изумлялся Ухоня. - Ты тащил их за четыре лапы, и я за две!

- Ты тащил за хвост!

- Да? Все может быть...

Некоторое время ухоноид молчал, а потом вновь начинал терроризировать Милава:

- Как ты думаешь - обморожение не заразно?

- Конечно нет!

- А почему тогда я весь чешусь?

- А когда ты последний раз мылся?

- Ну-у-у... не помню.

- А чего спрашиваешь?

- Знать хочу. Шутка ли - целый прайд рогойлов одолели!

- Одолельщик, - подал голос Кальконис, - твоя очередь тропинку топтать!

- Ну вот, - хмыкнул недовольный Ухоня, - на самом интересном месте...

В этот вечер сожгли последний пучок смолистого кустарника, которого едва хватило на то, чтобы натопить в котелке снега и приготовить напиток, названный Ухоней "кубком победы".

Милав поморщился, но спорить не стал: по крайней мере, Ухоня перестал донимать его совершенно немыслимыми подробностями боя на перевале. Теперь ухоноид взялся за Калькониса, и Милав с улыбкой на губах слушал, как вчерашний бой с рогойлами в интерпретации Ухони превращается в подвиг титанов.

- Да-а, - размышлял Ухоня, глядя перед собой отсутствующим взглядом, быть бы вам, сэр Лионель, ледяным истуканом, если бы я вовремя не вытащил вас из пасти второго вожака рогойлов!

Кальконис удивленно посмотрел на ухоноида (бедный сэр Лионель еще не освоился с поразительной страстью Ухони к самовосхвалению и был, мягко говоря, шокирован его поведением).

- Позвольте, - изумился Кальконис, - а как вы узнали, что это был второй вожак? По-моему, они все выглядели на одно лицо... то есть, простите, на одну морду!

- Э-э-э... - Ухоня редко оказывался в столь затруднительном положении, и Милаву было интересно посмотреть, как выкрутится самонадеянный ухоноид на этот раз. - Ну как же! - воскликнул Ухоня. - Это же так просто: кто еще мог отважиться напасть на меня, кроме второго вожака!

- А-а-а... - протянул Кальконис и уткнулся лицом в ладони. - Что ж я сразу не догадался?!

- А как же иначе?! - сказал Ухоня, не замечая иронического тона Калькониса.

- Это действительно все объясняет! - заявил сэр Лионель на полном серьезе.

- А то!! - расхваливал сам себя Ухоня. - Вот жаль только, что мы не прихватили никаких трофеев - попробуй теперь доказать, что это были глетчерные рогойлы, а не какие-то там снежные барсы!

- Если не секрет, - подал голос Милав, - кому ты собираешься поведать о своих подвигах?

- Не о своих, - поправил кузнеца Ухоня, - мне чужой славы не нужно. А рассказать кому? Да мало ли! Вот вернемся домой - я всем без утайки поведаю, как, не щадя своей драгоценной тигриной шкуры, спас достойного сэра Лионеля де Калькониса от неминуемой смерти под ударами ледяных хвостов хранителей перевала Девяти Лун! - мечтал Ухоня с закрытыми глазами.