Николай Петри - Колесо превращений

- За помочью пришла к тебе, соседка, - прогнусявил неприятный голос, спина меня совсем замучила... Ломит - ну никакого продыху! Чего присоветуешь?

Пока бабушка Матрена собиралась с мыслями, с тревогой поглядывая на груду бурого меха в углу, "неприятный голос" уселся всеми своими окороками прямо на медведя, видимо, приняв его сослепу за накрытую овчиной лавку. Мечк Стервятник ощутил, как масса, наверное, не уступающая весу самого медведя, стала ерзать на нем, устраиваясь поудобнее. Пресс женского тела оказался столь силен, что ему пришлось закусить лапу, чтобы не зарычать. А "неприятный голос", по-видимому, расположился в сенях надолго, потому что завел разговор, конец которого предполагался лишь после безвременной кончины раздавленного медведя. Бабушка Матрена, похоже, угадала состояние Мечка и поспешила выпроводить незваную гостью.

- Я приготовлю тебе беленное масло и вечером сама занесу, - сказала она. - Будешь перед сном натираться. Только склянку держи крепко запертой, а то...

Мечк с облегчением почувствовал, что мягкая рыхлая гора, придавившая его к полу, поднимается. "Неприятный голос" еще пытался нескончаемой болтовней удержаться на пороге, но бабушка Матрена едва ли не силой увлекла его за собой на крыльцо. Открывшаяся дверь еще раз осветила гору бурой шерсти, которая за последние минуты ощутимо уменьшилась в размерах, и медведь остался один. Через некоторое время вернулась бабушка Матрена. Мечк Стервятник встретил ее в облике Милава-кузнеца, с гримасой боли растирающим спину.

- Что, намяла тебе бока Парашка-громобойша? - улыбнулась старушка.

- Да есть немного... - отозвался Милав. Они прошли в избу и сели за стол перед окном. Бабушка Матрена стала угощать гостя:

- Кушай, молодец, кушай. Ох, и не легкая твоя судьбинушка...

- А что за масло вы громобойше присоветовали? - спросил Милав, разминаясь пирожками с зайчатиной.

- Хорошее лекарство. И боль снимает, и действует быстро. Вот только кто запахом его надышится, особливо в тепле, раздражается сильно да пристает ко всем - ссоры беспричинной ищет. А с габаритами Парашки - это просто погибель!

Оставшаяся часть трапезы прошла в молчании. Бабушка Матрена, имея за плечами тяжелый багаж прожитых лет, понимала, что может твориться в душе кузнеца, и не приставала к нему ни с вопросами, ни с советами. А сам Милав думал об Ухоне, который до сих пор не вернулся. Что могло задержать любознательного ухоноида возле юродивого столь долгое время? Он, конечно, не волновался за безопасность своего невидимого товарища, но все-таки... Если с ним самим стали происходить непонятные и опасные метаморфозы, то и Ухони это могло каким-то образом коснуться тоже. Милав решил после завтрака сразу же отправиться на его поиски. Он поблагодарил старушку и сказал, что ему пора. Бабушка Матрена ответила, что ждет его в любое время, и Милав покинул избу с предчувствием, что спираль событий начинает закручиваться все туже, - недостает лишь какого-нибудь слабого толчка, чтобы она лопнула и швырнула его навстречу неизвестности...

Сомнений по поводу того, где искать пропавшего Ухоню, у Милава не было. Если с ухоноидом все в порядке (а кузнецу хотелось в это верить без всяких "если"), то искать своего спутника он должен там, где юродивый занимается своими "публичными чтениями". А найти убогого Рыка было совсем не сложно - достаточно спросить об этом у первой встречной женщины, не страдающей обетом молчания. Поэтому не более чем через час Милав-кузнец уже "наслаждался" образной речью Рыка, ставшего за последние дни личностью весьма популярной в Рудокопове. Он несколько раз обошел еще небольшую (по случаю раннего времени) толпу зевак, жаждущих новых откровений, в надежде, что Ухоня заметит его.

Так и случилось. Знакомый голос, от которого у Милава сразу потеплело на сердце, зазвучал где-то у самого уха:

- Ой, чего я тебе расскажу, напарник!...

Глава 12

ТАИНСТВЕННЫЙ СТАРИК

Милав внимательно осмотрелся по сторонам: не следит ли кто за ним, и сказал, что им нужно уединиться куда-нибудь. Ухоноид предложил спуститься к речке Малахитке да там, на плесе, тихо обо всем и потолковать без соглядатаев. Милав согласился с разумным предложением и стал бочком обходить толпу. Он торопился скрыться, пока юродивый не заметил его и не поднял шум, поэтому совсем не обратил внимания на злобные глаза согбенного старика, следившего за каждым его шагом.

Милав с Ухоней спустились к реке. Кузнец сел спиной к воде, а лицом к пологому берегу, чтобы видеть перед собой любого, кто захочет к ним приблизиться. Предосторожность эта не была чрезмерной - внутреннее чутье все время говорило ему об опасности, их подстерегающей. Милав не мог знать, с какой стороны и в каком виде подстерегает их эта невидимая опасность, поэтому хотел быть готовым ко всему. Но пока что берег был чист - рыбари с их нехитрыми снастями подозрений не вызывали.

- Теперь можешь рассказать о своей ночной одиссее, - сказал Милав, не забывая поглядывать по сторонам.

- Новостей много, и все они, боюсь, не в нашу пользу! - Ухоня тоже из соображений предосторожности не стал применять материализацию, и кузнец мог знать о его присутствии лишь по тихому голосу, вливавшемуся в сознание, минуя слух. - Я был рядом с Рыком неотлучно все это время. Ты оказался прав: юродивый ни на минуту не остается один, за исключением двух случаев, когда он ходил... в общем, куда даже царь без свиты ходит!

- Ухоня, можно и без интимных подробностей!

- Без подробностей нельзя - тогда картина окажется неполной!

- Ладно, - вздохнул Милав, - валяй с подробностями.

- Рядом с Рыком постоянно обретается человек десять-пятнадцать, не считая сердобольных старушек, которые его уже за святого почитать стали! Выходит, что выкрасть его в такой толпе фанатиков не удастся, поэтому я и остался рядом с ним на ночь. Ему кто-то предложил овин в слободе рыбарей, вот там вся эта компания и расположилась на ночлег. Рык лег отдельно - ему из рогожи комнатку в углу овина отгородили. Оставили еды какой-никакой, фонарь даже заморский повесили. Это, наверное, чтобы он свои пророчества лучше видел! - хихикнул Ухоня. - Вот здесь и начинается самое интересное. Я еще днем заметил на его шее кольцо железное с куском ржавой цепи. Окружающие говорят, что это он вериги на себе носит, чтобы плоть свою усмирять, а дух возвышать. Не знаю, как насчет духа, но я бы тоже не отказался так свою плоть усмирять: когда никто не видит, он ест, как боров! В общем, когда он остался один, кольцо на шее засветилось. Рык взял в руки конец цепи и замер. Мне показалось, что он хотел сорвать ошейник с себя, но диаметр был лишь чуть больше шеи, и снять ошейник ему не удалось. Тогда он стал вполголоса что-то бормотать. Я расслышал только несколько слов, что-то похожее на: "...оставь меня..." и "...я больше не хочу служить..." Я тогда ему буквально на голову сел, чтобы ни одного слова не пропустить. Но юродивый молчал как рыба об лед! Скорее всего, он находился в трансе, потому что тело его раскачивалось, губы были плотно сжаты, а глаза... бр-р-р... казались пустыми и бездонными. Это продолжалось около часа, а потом он мешком упал на солому. Минут через десять зашевелился, открыл глаза и стал озираться вокруг так, словно видел все впервые. Это показалось мне странным. К еде он не притронулся, посмотрел на нее с брезгливостью лорда и даже сплюнул в сторону. Потом он стал осматривать себя с такой гримасой отвращения на лице, словно только что обнаружил свое немытое тело. А вот дальше совсем интересно: фигура Рыка окуталась туманом, сквозь который проступали очертания тела, и, знаешь, это был совсем не юродивый!... Запахло озоном, туман рассеялся, и все стало вроде как прежде. Только рядом с юродивым стоял какой-то старик. Тело его лучилось, словно внутри него был источник света. Юродивый что-то стал шептать ему на ухо. Я постарался приблизиться, и вот тут...