Владимир Петров-Одинец - Нечаянный колдун

— С чего ты взяла? Выбрось дурь из головы! Надо определиться с Арнольдом, — врач понимал, что бередит душевную рану, но не хотел брать грех на себя одного, — он оживет сейчас, как те! Что делать? Он нас убьет…

— «Чего мудрить, бей!» — кричал инстинкт самосохранения, постигший, что только целый труп опасен. Но рука не поднималась — ни на Арнольда, ни на Анатолия Иженеровича. Почти полчаса врач с Леной стояли настороже. Шепотом обменивались догадками и соображениями, пока не поверили в безопасность. Дик продолжал сидеть в той же позе, только бормотать перестал. Судя по поведению, впал в прострацию. Венди со стоном перевернулась лицом вниз, скрестив руки под грудью. Она не видела последнего нападения, и, судя по всему, не собиралась приходить в сознание.

Матвеич вытащил трупы из комнаты. Коптящую лампу выставил в большую комнату, справил нужду в дыру за ларями. Деликатно постоял у стены возле двери, прислушиваясь к шороху дождя, пока Дик, подгоняемый Леной, тоже не посетил это укромное местечко. Потом перебрался в угол алтарного придела, напротив проема. Поставил скамью, примостил на нее карабин. Огонек скрывался за ларем, но освещал дальний вход. Пока врач проверял, сподручно ли хватать топор и вскакивать, если придется биться, Лена перебралась к нему:

— Не помешаю? Я боюсь одна.

— Спи, — предложил девушке Матвеич.

Та кивнула, прижалась к плечу. Врач откинулся на стену поудобнее, и стал наслаждаться теплом, идущим от Лены. Чуть позже она отодвинулась, свернулась клубочком, положив голову на его бедро. Дик неровно вздыхал. Ночь продолжалась…

Ефим Аркадьевич стоял навытяжку, плотно прижимая трубку к уху. Вместо голоса диспетчера Селиванова в голову всверливался противный, из-за начальственных ноток, тенорок заместителя губернатора:

— …стоило бы подумать о безопасности, обратиться к специалистам! Вас ведь предупреждали?

Проректор поежился. Холодок предчувствия пробежал между лопаток. Прежняя свобода общения с иностранцами приказала долго жить с приходом президента Путина, о чем «чекист» с нескрываемым удовольствием сообщил Ефиму Аркадьевичу во время второго чаепития, сопровождающего беседы. Потом с проректором общался уже только майор Терехин.

В последний раз проректору было недвусмысленно предложено включать в состав любой совместной экспедиции работника спецслужбы. Почему, не объяснили, но сам факт длительного получения допусков и разрешений на некоторые археологические изыскания в их крае, однозначно сигналил о близости к стратегическим объектам. Хотя на эту, совместную, никаких допусков не потребовалось. И никого от ФСБ не навязывали. Присутствие лишнего, да еще и не специалиста, слишком бы бросалось в глаза, так что майор переговорил с Егором, проинструктировал, как обычно. Но Ефим Аркадьевич не забыл, как легко из учёных получаются «козлы отпущения»…

— …если окажется, что по вашей халатности секретные данные уйдут за рубеж, всем не поздоровится! — визгливый тенор Владимира Васильевича возвысился до трагических интонаций.

Опустив трубку, проректор сел в кресло. Версия, нарисованная заместителем губернатора, была безумной: трое американцев, замаскированных под ученых, пробрались к военному объекту, разведали все, и сбежали с секретными данными! Бред, бред, бред!!!

Но ведь сказал Бор (или не Бор?), что «недостаточно безумная теория не может быть истинной»? А вдруг? Ефим Аркадьевич схватился за седую голову, переживая ужасы, ждущие его впереди…

Светло. Врач испуганно открыл глаза. Карабин мирно грелся у правой руки. Встал, сделал несколько осторожных шагов, выглянул из алтарного помещения. Ствол повернул к дальнему дверному проему, где пасмурно зеленел день. Обернулся. Когда Лена успела сползти на пол, она же сидела рядом?

Матвеич осмотрелся. В ровном свете, проникающем через бойницы, поле ночного боя выглядело отвратительно. Такого не было никогда даже на месте катастроф. Трупы, уложенные у стены длинным рядком, смотрелись декорацией фильма ужасов, только вместо алого кетчупа на них запеклась настоящая бурая кровь. Дойдя до ларей, Матвеич постоял, метко попадая в центр отверстия. Застегивая ширинку, спохватился и уже не выпускал из виду светлый прямоугольник входа.

Снаружи все так же непрестанно, отвесными струями, шуршал дождь. Видимость кончалась метрах в ста. Голая вершинка сопки казалась нерезкой черно-белой фотографией. Сквозь воротный проем забора виднелась большая палатка лагеря. Если забыть о том, что за спиной трупы, обстановка совсем мирная. Сидеть бы сейчас в охотничьей заимке, прихлебывать чаек, и читать новую книжку…

Когда он отступил и вернулся к алтарю, Дик, Лена и Венди все еще лежали неподвижно, неотличимые от покойников. Что это они? Сколько можно спать! Да и спят ли? Врач с надеждой окликнул:

— Эй, сони?

Лена подняла голову, Дик со стоном повернулся на бок. С души Матвеича отлегло — остаток ночи прошел мирно. Он снова вернулся к проему. Нельзя зевать. Вчера собирался дежурить, и вот на тебе, разоспался! Надо же, как сморила усталость. Сзади зашуршало. Врач резко обернулся. Лена брела к туалетному углу, смущенно улыбаясь. Даже сейчас, растрепанная и в брызгах засохшей крови на лице, она выглядела поразительно красивой. Матвеич решил, что достаточно осмотрел окрестности, и вышел наружу, к воротам. Ручей в канаве, по которой можно идти среди кочек, оказался глубоким, ноги промокли. Лагерь был пуст. Постояв минут пять, Матвеич ознобился, вернулся назад.

Дик расческой продирал густые локоны, ниспадавшие до плеч, расспрашивал Лену. Та негромко отвечала, обтирая лицо салфеткой из детской гигиенической упаковки. Венди все еще лежала молча, лицом вниз. Слишком неподвижно! Матвеич отодвинул американца, белозубо сказавшего «Хай!», наклонился к американке. Рука той была еще гибкая, слегка теплая, но безжизненно вялая. Отложив карабин, врач перевернул тело, открыл веко. Глаз остался неподвижен, радужка не среагировала. Опущенное веко неохотно закрылось до половины. Бинт на шее успел зачерстветь, кровь запекшейся лужей растеклась, пропитала всю одежду спереди. Матвеич проверил рукой, так и есть! Посмотрел по сторонам, потянулся чуть в сторону, поднял оба зажима.

— Сорвала ночью…

— Ну что же вы так перевязали плохо ее перевязали? — Возмутилась Лена, а Дик осуждающе покачал головой.

Врач поднялся с колен, отряхнул зачем-то брюки. От всей души, не глядя, швырнул зажимы в угол, где они звонко тренькнули о стену. В душе поднялась буря негодования. Он, столько сил потративший на попытки оказать помощь этим раненым людям, в конечном итоге видит бессмысленность своего труда — сплошные трупы, трупы, трупы! Сначала его здесь задержали, потом подвергли смертельной опасности, заставили стать убийцей ойротов, а теперь и оставили наедине с двумя абсолютно бесполезными идиотами! Да эти идиоты еще и упрекают! Он не нанимался нести за них ответственность, он вообще случайный прохожий, и видел эту войну с аборигенами на разных частях тела! Ему все это уже остоюбилело!