Роберт Хайнлайн - Космическое семейство Стоун. Корабль «Галилей»

— Эдит! Это ты береги себя!

— Да, дорогой. Подержи меня.

Роджер приподнял ее, она вынула ноги из ботинок — теперь ее удерживали только его руки.

— Готовься! Раз! Два! — Оба согнулись пополам. — Три! — Эдит отскочила от корабля, волоча за собой трос.

Долгие-долгие секунды уплывала она вверх, через пропасть между «Стоуном» и лайнером. Потом стало ясно, что прыжок получился не совсем прямой, и Роджер приготовился тянуть жену обратно.

Но комитет по встрече приготовился к неожиданностям. Один из двоих стал раскручивать над головой тросик с грузом, описывая все более широкие круги. Когда Эдит стало проносить мимо борта «Бога войны», он метнул свое лассо и зацепил грузилом за страховочный трос Эдит. На «Перекати-Стоуне» Роджер застопорил канат и остановил ее, а человек на лайнере осторожно подтянул к себе.

Второй перехватил Эдит и пристегнул крюк ей к поясу, потом отвязал длинный трос «Стоуна». Прежде чем войти внутрь, Эдит помахала рукой, и люк закрылся. Роджер какой-то миг смотрел на закрытую дверь, потом втянул трос. Его взгляд упал на пару маленьких ботинок рядом. Он оторвал их от обшивки, прижал к себе и побрел к своему люку.

В последующие дни близнецы старались не попадаться отцу на глаза. Он обращался со всеми непривычно мягко и нежно, но никогда не улыбался и мог совершенно неожиданно сорваться и впасть в гнев. Братья сидели в кубрике и делали вид, что занимаются, и вправду занимались какую-то часть времени. Мид и Хейзел делили заботу о Лоуэлле. Ощущение безопасности у малыша с уходом матери пропало. Он выражал это бурными капризами и требовал к себе внимания.

Хейзел взялась готовить ленч и обед, У нее это получалось не лучше, чем у Мид. Дважды в день всем было слышно, как она то и дело обжигается, сыплет проклятиями и жалуется, что она не домохозяйка и никогда не стремилась ею стать. Никогда!

Доктор Стоун звонила ежедневно и, быстро переговорив с мужем, умоляла больше никого не звать — она слишком занята. Роджер взрывался обычно как раз после таких разговоров. Только у Хейзел хватало отваги приставать к нему. На шестой день за ленчем она спросила:

— Ну что. Роджер? Какие новости? Поделись с нами.

— Ничего особенного. Хейзел, эти отбивные — просто гадость. — А должны быть хороши — я их приправила собственной кровью! — Она показала перевязанный палец. — Попробовал бы сам стряпать. Но ты мне не ответил не увиливай, парень.

— Она, кажется, что-то обнаружила. Насколько видно по их записям, пока не заболел ни один человек, переболевший раньше корью.

— Корью? — удивилась Мид. — Но ведь от нее не умирают.

— В общем, нет, — согласилась бабушка. — Хотя для взрослых она может быть опасна.

— Я не говорил, что это корь, — раздраженно ответил Роджер, — и мама тоже не говорила. По ее мнению, болезнь родственна кори, может быть, мутация, более сильный вирус.

— Назовем ее «неокорь», — предложила Хейзел. — Хорошее название сразу возникает масса вопросов и звучит по-научному. Были еще смертельные случаи, Роджер?

— Да, были.

— Сколько?

— Она не говорит. Хотя Ван еще жив, и Эдит сказала, что он поправляется. Она сказала, — добавил он, будто стараясь убедить самого себя, — что, кажется, поняла, как это лечить.

— Корь, — задумчиво сказала Хейзел. — Ты не болел ею, Роджер.

— Нет.

— И дети тоже.

— Еще чего, — сказал Поллукс. Луна-Сити, несомненно, был самым здоровым местом в известной человеку Вселенной. Детским болезням, обычным на Земле, не дали там прижиться.

— Какой у нее голос, сын?

— Смертельно усталый, — хмуро сказал Роджер. — Даже накричала на меня.

— Только не мама!

— Тише, Мид. У меня была корь лет семьдесят-восемьдесят назад, вспомнила Хейзел. — Роджер, я пойду помогу ей.

— Она это предвидела, — невесело улыбнулся Роджер. — И просила передать тебе спасибо, но неквалифицированной помощи у нее более чем достаточно. — Неквалифицированной! Мне это нравится! Да во время эпидемии девяносто третьего года я была единственной женщиной в колонии, способной перестелить постель. Уф!

На следующий день Хейзел заняла пост у рации, чтобы самой перемолвиться словом с невесткой. Звонок раздался в обычное время, и Роджер принял его. Но это была не Эдит.

— Капитан Стоун? Тернер, сэр, — Чарли Тернер. Я третий инженер. Ваша жена просила позвонить вам.

— В чем дело? Она занята?

— Очень занята.

— Попросите ее позвонить мне, как только освободится. Я буду ждать у аппарата.

— Боюсь, это бесполезно, сэр. Она определенно сказала, что не будет звонить вам сегодня. У нее нет времени.

— Чепуха! Это всего тридцать секунд. На таком большом корабле она может связаться со мной из любого места.

— Извините, сэр, — растерялся его собеседник. Доктор Стоун строго наказала не беспокоить ее.

— Да пропади все пропадом, я…

— Прошу извинить меня, сэр. До свидания.

Тернер оставил Роджера ругаться в пустоту. Стоун помолчал и сказал матери с отчаянием:

— Она подцепила эту хворь.

— Не спеши с выводами, сынок, — спокойно ответила Хейзел. Но в глубине души и она пришла к такому же выводу. Эдит Стоун заразилась болезнью, которую отправилась лечить.

Той же нехитрой байкой угостили Роджера и на другой день, но на третий перестали обманывать. Доктор Стоун больна, но ее мужу не следует волноваться. Перед тем как заболеть, она успела разработать метод лечения, и все вновь заболевшие, включая ее, поправляются. Так ему сказали.

Нет, она не станет разговаривать с ним с больничной койки. Нет, с капитаном Ванденбергом поговорить нельзя — он еще слишком болен.

— Я иду к вам! — крикнул Роджер.

— Это ваше дело, капитан, — замялся Тернер. — Но если вы так поступите, нам придется задержать вас тут на карантине. Письменный приказ доктора Стоун. Роджер прервал связь. Он знал, что это решает дело — во всем, что касается медицины, Эдит была верховным судьей, а он не мог покинуть свой корабль и свою семью, предоставив им самим добираться до Марса. Хрупкая престарелая женщина и двое самоуверенных пилотов-недоучек нет, он должен сам привести корабль к месту назначения.

Семья переживала трудное время. Стряпня становилась все хуже, если вообще кому-нибудь приходила охота стряпать. Прошло семь бесконечных земных дней, и наконец на ежедневный звонок ответили:

— Роджер — здравствуй, дорогой!

— Эдит! Как ты, ничего?

— Поправляюсь.

— Какая у тебя температура?

— Не собираешься ли ты лечить меня, дорогой? Температура удовлетворительная, как и общее самочувствие. Немного похудела, но мне это не повредит, тебе не кажется?

— Нет, не кажется. Слушай — иди домой! Слышишь?

— Роджер, милый! Не могу, это дело решенное. Весь корабль на карантине. Как там мое остальное семейство?