Роберт Хайнлайн - Двойная звезда [Двойник; Дублер; Звездный двойник; Мастер перевоплощений]

Родж вернулся, и Пенни снова включила звук. Диктор еще некоторое время говорил, затем замолчал и кто-то передал ему листок бумаги. Он прочитал его и на лице у него засияла широченная улыбка.

— Друзья и сограждане, сейчас вы увидите выступление Верховного Министра!

И на экране появилась запись моей победной речи.

Я сидел, упиваясь ею; во мне смешались самые разнообразные чувства, но все они были приятными. Я немало потрудился над этой речью и сознавал это. Я выглядел усталым, распаренным и уверенно торжествующим. В общем, все было как надо.

Я как раз дошел до места: «Так давайте же все вместе двинемся вперед, неся с собой свободу для всех…», как вдруг услышал позади себя какой-то шорох.

— Мистер Бонфорт! — позвал я. — Док! Док! Сюда, скорее.

Мистер Бонфорт пытался дотянуться до меня правой рукой и тщетно старался сказать мне что-то неотложное. Но его многострадальный рот в конце концов изменил ему окончательно, и даже его могучая воля не могла заставить слабеющее тело подчиниться.

Я склонился над ним, пытаясь сохранить в нем хоть искорку жизни, но он угасал слишком быстро. Дыхание его стало слабеть, слабеть и, наконец, прекратилось.

Дэк и Кэпек спустили его тело на лифте вниз; я ничем не мог им помочь. Родж подошел ко мне и похлопал успокаивающе по плечу, потом тоже ушел. Пенни тоже спустилась вниз за остальными. Оставшись один, я снова вышел на балкон. Мне просто необходим был глоток «свежего воздуха», пусть это даже тот самый нагнетаемый машинами воздух, что и в комнате. Но на балконе он казался свежее.

Они убили его. Его враги убили его так же верно, как если бы всадили ему нож между лопатками. Несмотря на все наши усилия, на весь наш риск, в конце концов они все-таки прикончили его. «Самое подлое из убийств»!

Я почувствовал, как что-то во мне умерло. Я оцепенел от горя. Я видел, как «я умираю». Перед глазами у меня снова стояла сцена отцовской смерти. Теперь я понимал, почему так редко удается спасти одного из сиамских близнецов. Я был опустошен.

Не знаю, сколько я простоял так в полном оцепенении. Потом сзади раздался голос Роджа:

— Шеф?

Я обернулся.

— Родж, — поспешно сказал я. — Не называйте меня больше так. Прошу вас!

— Шеф, — настойчиво повторил он. — Ведь вы знаете, что вам предстоит сделать, не так ли?

Я почувствовал дурноту, лицо Роджа расплывалось перед моими глазами.

Я не понимал о чем он говорит, я просто знать не желал, о чем он там болтает.

— Что вы имеете в виду?

— Шеф… один человек умирает, но представление продолжается. Вы не можете все бросить и уйти.

У меня страшно болела голова и перед глазами все расплывалось. Казалось, что он то наплывает на меня, то удаляется, а голос его все звучал:

— …лишить его возможности продолжать начатое. Поэтому вам придется сделать это за него. Вы должны воскресить его!

Я встряхнул головой и попытался собраться с мыслями и ответить.

— Родж, вы сами не понимаете, что говорите. Это же нелепо… смешно. Ведь я не государственный деятель. Я обычный актер! Я умею строить рожи и заставлять людей смеяться. Это единственное, на что я гожусь!

К своему собственному ужасу я услышал, что говорю голосом Бонфорта.

Родж пристально взглянул на меня.

— По-моему, до сих пор вы справлялись неплохо.

Я пытался изменить голос, старался обрести контроль над ситуацией.

— Родж, вы сейчас возбуждены. Когда вы успокоитесь, вы сами поймете, что говорили смешные вещи. В одном вы правы: представление должно продолжаться. Но не таким образом. Самое правильное — единственно правильное, я бы сказал — продолжать его дело вам самому. Мы победили на выборах, вы получили необходимое большинство, так берите же власть в свои руки и претворяйте программу в жизнь.

Он взглянул на меня и печально покачал головой.

— Если бы это только было возможно. Я бы с радостью так и поступил. Но не могу. Шеф, вы помните эти проклятые заседания исполнительного комитета? Ведь это вы не давали им передраться. Вся коалиция зиждется на личном влиянии и руководстве одного человека. И если вы не пойдете с нами дальше, все, ради чего он жил, ради чего он умер, рассыплется в прах.

Мне нечего было возразить. Скорее всего он прав, я и сам за последнее время начал немного разбираться в движущих силах политики.

— Родж, даже если это и так, все равно то, что вы предлагаете, неосуществимо. Мы и так-то едва ухитрялись продолжать это представление, выпуская меня на люди только при тщательно взвешенных обстоятельствах, да и то, нас едва не поймали. Но продолжать эту игру неделя за неделей, месяц за месяцем, год за годом, если я правильно понял вас: нет, это невозможно. Я не способен на это!

— Способны! — он наклонился ко мне и настойчиво произнес: — Мы уже обсудили все за и против, и мы не хуже вас представляем все опасности. Но ведь у вас будет возможность врасти в этот образ. Для начала — две недели в космосе, да хоть месяц, если потребуется! И все это время вы будете учиться: его журналы, детские дневники, записные книжки; вы просто пропитаетесь им насквозь. А мы поможем вам.

Я молчал. Он продолжал:

— Послушайте, шеф, теперь вы знаете, что крупный политический деятель. Это не один человек, это коллектив, сплоченный общими целями и убеждениями. Наша команда потеряла капитана. Но ведь команда-то вся в сборе. И теперь нам нужен другой капитан.

Кэпек стоял на балконе. Я не заметил, когда он вернулся. Я обратился к нему:

— Вы тоже так считаете?

— Да.

— Вы должны согласиться, — добавил Родж.

— Я бы не стал утверждать это так категорично, — медленно произнес Кэпек. — Я думаю, что вы сами решите. Но я не собираюсь быть вашей совестью. Я верю в свободу воли, каким бы фривольным не казалось подобное утверждение в устах медика. — Он повернулся к Клифтону. — Лучше нам сейчас оставить его одного, Родж. Теперь ему все известно. Дальше решать предстоит ему самому.

Но хотя они вышли, один я не остался. Появился Дэк. К моему облегчению, он не стал называть меня «шеф».

— Хелло, Дэк!

— Привет. — Он немного помолчал, куря и глядя на звезды. Затем повернулся ко мне. — Старина, мы с вами на пару прошли кое через что. Теперь я знаю, что вы из себя представляете, и всегда с радостью помогу вам с помощью оружия, денег или кулаков в любое время и даже не спрошу, зачем вам понадобилась моя помощь. Если вы решили уйти, я не скажу вам ни слова и ничего плохого о вас не подумаю. Вы сделали все, что было в ваших силах.

— Спасибо, Дэк.

— Еще одно слово, и я исчезаю. Вы должны понять только одно: если вы уйдете, значит тот грязный негодяй, который всадил ему эту дрянь, победил. Победил, несмотря ни на что.

Он вышел.

Я почувствовал, что меня раздирают самые противоречивые чувства — и я дал волю жалости к самому себе. Я имел полное право жить своей собственной жизнью. Сейчас я находился в расцвете сил, мне еще только предстояли мои величайшие профессиональные триумфы. И нельзя же было ожидать от меня, что я добровольно соглашусь заживо похоронить себя на годы безвестности, а за это время публика забудет меня; продюсеры и агенты забудут меня и скорее всего будут уверены, что я давно мертв. Это было нечестно! Это было слишком!