Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 3

— Производить потомство.

— У меня уже есть ребенок.

— Я имею в виду, производить потомство сейчас.

— Но… я еще не готова для другого ребенка.

— Что? Что? — потребовал капитан. — Что она говорит?

— Кажется, — чуть слышно произнес Ботакс, — пока она не намерена иметь маленького.

Капитан яростно вспыхнул всеми цветами радуги.

— Вы знаете, что я думаю, Исследователь? Я думаю, что у вас больное, извращенное мышление. С этими существами ничего не происходит. Между ними нет никакого сотрудничества, и не появляется никакая молодь. Я думаю, что это два разных вида, а вы валяете со мной дурака!

— Но, капитан… — начал Ботакс.

— Молчать! — рявкнул Гарм. — Не спорьте со мной. С меня достаточно. Вы потратили мое время и вызвали у меня тошноту, описывая свои омерзительные домыслы о почковании. Вы домогались личной славы и наград, и я позабочусь, чтобы вы их не получили. Немедленно избавьтесь от этих созданий. Отдайте им их кожи и верните на место, откуда взяли. Все расходы, связанные с поддержанием Временного Стасиса, будут вычтены из вашей зарплаты.

— Но, капитан…

— Это приказ! — Гарм метнул на Ботакса испепеляющий взгляд. — Один вид, две формы, груди, поцелуи, сотрудничество… Вы болван, Исследователь, извращенное и больное, да-да, больное существо!

Дрожа всеми членами, Ботакс стал настраивать приборы.

Они стояли на пустынном перроне, дико озираясь по сторонам. Уже сгущались сумерки, и подходящий поезд давал о себе знать приближающимся гулом.

— Неужели все это на самом деле было? — неожиданно спросила Мардж.

Чарли кивнул:

— Отчетливо помню.

— Нам никто не поверит.

— Послушайте, я сожалею, что вы были поставлены в неловкое положение. Это не моя вина.

— Конечно, понимаю…

Мардж, потупившись, изучала деревянную платформу под ногами. Поезд приближался.

— Э-э… Вы вовсе не были плохи. То есть вы были изумительны, только я не решался вам сказать.

Она улыбнулась:

— О, что вы…

— Может, не откажетесь выпить со мной чашечку кофе для успокоения? Моя жена… ее пока нет.

— Правда?! И Эд уехал за город на уик-энд, так что меня ждет только пустая квартира. Наш мальчик у моей мамы, — пояснила Мардж.

— Тогда пойдемте. Мы ведь немного знакомы.

— Чуть-чуть! — рассмеялась Мардж. Подъехал поезд, но они уже шли по улице.

В баре они позволили себе чуть-чуть выпить, а потом Чарли, конечно, не мог отпустить ее одну в темноте и проводил домой. Естественно, Мардж была обязана пригласить его зайти.

Тем временем в космическом корабле несчастный Ботакс предпринимал последнюю попытку доказать свою правоту. Пока Гарм готовил корабль к отлету, Ботакс торопливо установил узколучевой видеоэкран. Он сфокусировал луч на Чарли и Мардж в ее квартире. Усики Ботакса напряглись, а глаза засияли переливчатым светом.

— Капитан Гарм! Капитан! Посмотрите, что они делают сейчас!

Но в это мгновение корабль вышел из Временного Стасиса.

К концу 50-х годов в моей жизни произошли довольно неожиданные изменения. Моя писательская карьера постоянно набирала обороты. Собственные побуждения и сотрудничество с редакторами заставляли меня браться за все более многочисленные и разнообразные задачи, и к 1958 году я понял, что больше не могу совмещать писательство со штатным преподаванием.

Поэтому я и руководство медицинского колледжа пришли к взаимовыгодному соглашению. Я сохранял свою должность (профессор биохимии, если вам это интересно знать) и обязался время от времени появляться на работе — прочитать несколько лекций за год, позаседать в комитете, и так далее. А в остальное время занимался профессиональным писательским трудом, освободив их от необходимости платить мне жалованье.

Некоторое время мне казалось, что, практически освободившись от академических обязанностей и получив для писательства любое количество времени да еще ежедневно, я смогу наконец выполнить все свои писательские обязательства, работая без напряжения. И еще останется время на отдых и развлечения.

Как бы не так! Один из законов Паркинсона гласит: «Работа отнимает все имеющееся у вас время». Так оно и оказалось. Я и ахнуть не успел, как обнаружил, что ежедневно отбарабаниваю за машинкой полный рабочий день, хотя прежде тратил на это половину дня, и быстро вывел дополнение Азимова к закону Паркинсона: «Работая по десять часов в день, писатель вдвое больше отстает от графика своих обязательств, чем работая по пять часов в день».

Хуже всего оказалось то, что примерно в то время, когда я собрался стать профессиональным писателем, Советский Союз запустил первый спутник, и Соединенные Штаты впали во что-то вроде тихого помешательства. А заодно и я.

У меня появилось навязчивое желание писать для Америки научно-популярные произведения, потому что стране грозила большая опасность из-за пренебрежения наукой, а у ряда издательств возникло столь же навязчивое стремление их публиковать. И в результате меня вынесло в безбрежное море научно-популярной литературы, где я до сих пор плаваю.

Беда в том, что это не художественная литература. За последние десять лет написал пару романов, несколько сборников и около дюжины рассказов, но это почти ничто.

Судя по раздраженным письмам, которые я получаю, читатели решили, что я поступил так специально, назло им всем. Но это не так. Я отчаянно стараюсь совсем не потерять связь с научной фантастикой. Это же моя жизнь в том смысле, что ничто другое ее не заменит. Конечно, я пишу ежемесячную статью в журнале «Fantasy and Science Fiction», но это совсем другое.

Вот так и получилось, что каждый коротенький рассказ, который я ухитряюсь написать во времена своего затворничества, для меня дороже любого большого, написанного прежде, когда я их писал по паре дюжин в год, а то и больше.

«Машина-победитель» — один из них, мое периодическое доказательство всему миру любителей НФ того, что я еще жив.

Даже в безмолвных коридорах Мультивака царил праздничный дух.

Тишина и покой уже сами по себе говорили о многом. Впервые за последние несколько лет не мельтешили в лабиринтах взмыленные техники, не мигали лампочки, иссякли потоки входной и выходной информации.

Разумеется, так долго не продлится — этого не позволят нужды мирной жизни. И все же день, может быть, неделю даже Мультивак будет праздновать победу и отдыхать.

Ламар Свифт снял военную фуражку и, устремив взгляд в пустой коридор гигантского компьютера, тяжело опустился на стул. Форма, к которой он так и не смог привыкнуть, топорщилась на нем тяжелыми уродливыми складками.