Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

— Кулаками махать не придётся, — вдруг сказал Жариков. — Они спят.

Крис и Эд переглянулись. Способность доктора Ивана всё видеть с закрытыми глазами и понимать так, будто… будто сам был одним из них, уже не удивляла. Но всё-таки…

— Иван… Дор-ми-тон-то-вич, — почти не спотыкаясь, выговорил Крис, за что Эд поглядел на него с явным уважением, — вы им дали снотворного?

— Дал, — с удовольствием кивнул Жариков. — Молодец, Крис, хорошо получается, — продолжил он по-русски и тут же перешёл на английский. — Эд, ты всё понял?

— Я понимаю лучше, чем говорю, — медленно, но без ошибок, ответил по-русски Эд.

И дальше они говорили то по-английски, то по-русски. Ведь главное — это понимать друг друга.

— Они… не сопротивлялись?

— Нет. У Чака нет на это сил. А Гэб, — Жариков невесело улыбнулся, — не хочет сопротивляться.

Эд понимающе кивнул.

— Он боится гореть, так?

— Так, — ответил за доктора Крис. — У Чака уже "чёрный туман", — и тут же поправился: — депрессия?

— На грани, — ответил Жариков. — И боль, и паралич.

Эд с сомнением покачал головой.

— У нас ни у одного так не было.

— Это похоже, но не то же самое, — Жариков отложил журнал. — Парни, если я сейчас вас кое о чём спрошу…

— Я отвечу, — сразу сказал Крис.

— И я, — кивнул Эд. — Что вы хотите узнать, доктор?

— Про горячку, да? — догадался Крис.

— Верно. Боль локализована или разлита?

— Начинается с очага, — задумчиво ответил Крис. — А когда выгибать начнёт, то уже ничего не соображаешь.

— Да, — согласился Эд. — Засвербит, задёргает…

Поочерёдно, помогая найти нужные слова, поправляя друг друга, они восстановили почти полную картину болевого периода. И получалось, что и боль, и жжение сконцентрированы в гениталиях, в мошонке, член мало болит, нет, так же, но не сразу, после начинается, а в начале, когда только дёргает, работой всё можно снять, но если пропустил этот момент, то всё, терпи уж до конца.

— А у них, значит, руки, так, доктор?

— Да, — кивнул Жариков. — У Чака руки. Надо бы расспросить, как шёл процесс, но он не может, или не хочет отвечать.

— Странно, что руки, — задумчиво сказал Крис.

— А что странного? — возразил Эд. — Чем работаешь, то и горит.

— Оно так, — кивнул Крис. — Но нас-то кололи туда. Вспомни, так же болит.

— Похоже, — поправил его Эд.

— Я ничего не знаю об этом, — сказал Жариков. — Если можете, расскажите.

Они переглянулись. У Криса потемнело лицо.

— Это… это когда нам уже так по тринадцать там, или четырнадцать… Привязывали и кололи… — Эд говорил тяжело, с паузами, будто и английские слова забыл.

— Инъекции, — глухо сказал Крис. — Потом болит долго и…

— И мы уже такими остаёмся. Это очень больно, — у Эда сорвался голос, и он отвернулся.

— Если тяжело говорить, то не надо, — решительно сказал Жариков.

— Тяжело, — кивнул Крис. — Но я о другом. Их-то, ну, палачей, не кололи. Руки-то обычные.

— Д-да, — согласился Эд. — Правильно. Нечему там гореть.

— Интересно, — как бы про себя сказал Жариков. — Чистая психиатрия… Или всё-таки невралгия… — и уже в полный голос. — Ладно. Пойдём, посмотрим, как они.

Синие ночные лампы в коридоре. Особая больничная тишина. Тёмные двери палат. И только две светятся таким же синеватым светом.

Через дверные фрамуги Жариков заглянул в палаты. Гэб лежал неподвижно, закрыв глаза, но что-то подсказывало, что не спит. Чак спал, всхлипывая и постанывая во сне. Жариков повернулся к молча стоящим сзади Крису и Эду и услышал тихий, но очень чёткий шёпот:

— Один не спит.

— Дыхание не то.

Жариков кивнул и тихо спросил по-русски:

— Кто поговорит с ним?

— Я, — сказал Крис.

И решительно открыл дверь в палату.

Гэб слышал шум и разговор в коридоре, хотя последние фразы разобрать не удалось, на другом языке, похоже. Русские? Сейчас зайдут, найдут таблетку, которую он, схитрив, не проглотил, а зажал в кулаке и потом запрятал под матрас, и начнётся… Ну и хорошо: кончится это нелепое противное враньё про свободу, что нет рабов и всё остальное. Вон здесь какая орава черномазых. И все спальники. Зачем русским столько? Палас, что ли, здесь? Или больных ублажают? Спальника в усладу ему не давали. Ни разу. Спальницы… да, было как-то. А вот обычных рабынь хватало. На случку для приплода. Всё прибыль хозяину. Будь они все прокляты. Все. Все до единого. И прав был Чак, когда кричал, что беляк хорош только мёртвым.

— Ты чего не спишь?

Гэб открыл глаза. Белый глухой халат, белая круглая шапочка. А лицо тёмное, и волосы из-под шапочки чёрные, волной. Метис? Метис. И… спальник, точно.

— Болит что?

Гэб медленно разжал губы.

— Проваливай, погань рабская.

Крис улыбнулся, одним мягким и быстрым движением вынул таблетку из-под матраца и показал ему.

— Ну и дурак.

Гэб приподнялся на локте, одеяло свалилось, открывая мускулистую грудь и плоский живот.

— Беги, доноси, ты… — он длинно замысловато выругался. — Я ж тебя… спальника поганого…

— Не пугай, — Крис опять улыбнулся. — Ты же палач, без приказа ни хрена не можешь. Хочешь боль терпеть — твоё дело. Во сне боли не чувствуешь.

Гэб откинулся на подушку, поправил одеяло.

— Ты… ты откуда взял, что я… палач?

— Узнали тебя, — просто ответил Крис. — И тебя, и второго.

— Врёшь, я никогда… — и осёкся.

— Вспомнил, значит, — кивнул Крис и повернулся к двери. — Пить захочешь, вода в стакане на тумбочке. А вставать тебе нельзя. Лежи и спи, — теперь он говорил через плечо.

— Ещё я тебя, поганца, буду слушаться!

— Будешь, — Крис на мгновение обернулся. — Тебе же всё равно, кто приказывает.

— Ах, ты…!!! — Гэб захлебнулся руганью.

— Ну? — Крис спокойно подождал, пока он закончит. — И это всё, что ты умеешь? Небогато. Послушай тогда.

Крис говорил спокойно, даже участливо. И, закончив длинную, лихо закрученную фразу, сказал уже серьёзно:

— Там, рядом со стаканом, кнопка. Если понадобится что или заболит, нажми. Это вызов. Приду я или доктор. А теперь спи, — и вышел из палаты.

Эд и доктор ждали его. Молча вернулись в дежурку, и уже там Жариков спросил:

— Разве телохранитель и палач — одно и то же?

— У этих — да, — твёрдо ответил Крис. — Я сам, правда, их в работе не видел, повезло, но рассказывали, как в распределитель привозили таких и они слишком буйных, ну и… на кого укажут, вырубали. И вообще…

— Я тоже слышал, — кивнул Эд. — Говорят, им всё равно кого и как… На кого им хозяин укажет, и всё. И ещё говорили, им нас, ну, спальников, иногда давали.

— В утеху, — подхватил Крис, — вместо женщин. И не джи, а нас, элов. Джи-то умеют, а мы… Ну, и насмерть.

— Говорили, — Эд вздохнул. — Да, много чего говорили. Может, и врали…

— Может, — пожал плечами Крис. — Про нас тоже много врали. Только… правду врали.