Зубачева Татьяна - АНАЛОГИЧНЫЙ МИР – 2

…Найджел недовольно крутанулся на другой бок. Опять это в голову лезет. Давно уже спал спокойно, и вот… Только подумал о прошлом, а оно сразу рядом. Ну его, год уже скоро будет. Он лёг поудобнее, закрыл глаза…

…— Во двор, скоты! Пошёл! Пошёл! Пошёл! Вперёд! Шевелитесь, чёрт вас…!

Крики, свист плетей и дубинок, топот множества ног и сквозь этот шум еле различимые тихие голоса надзирателей, когда они между собой.

— Из-за чего спешка?

— Пойди и спроси.

— Наше дело маленькое.

— Чего СБ надо?

— А я знаю?

И противный холод в животе предчувствия каких-то неизвестных и потому особо страшных неприятностей. С каких это пор сортировка во дворе? И какая это сортировка, когда все вместе: и работяги, и домашние, и спальники, и малолетки? Да, точно, вон детские камеры гонят. И отработочных? Да, вон и они. Что, и лагерники? Но это… это тогда… конец?

— Стоять, скоты, стоять! К-куда, образина?!

Он еле успел увернуться от летящей в лицо дубинки. Серые мундиры СБ, сколько их? Никогда в распределителях не видел таких. Неужели и впрямь конец? И когда их всех наконец выстроили странным непривычным строем: мальцы впереди, взрослые сзади, надзиратели… надзиратели цепочкой впереди и "серые" вдруг развернулись в такую же цепочку и вскинули автоматы… он уже всё понял и замер в оцепенении. Застучали первые выстрелы, кто-то закричал, и вся масса сорвалась с места. И он бежал и кричал, метался вместе со всеми, спотыкаясь о лежащие и перепрыгивая через корчащиеся тела, уже ничего не разбирая… И вдруг труба, чёрное отверстие у земли, большой дворовой сток. Ничего не понимая, он на зверином чутье метнулся к ней, свистнув по-Паласному. И вдруг новая стрельба от ворот. Кто-то бежавший перед ним упал, он перепрыгнул через него, упал на землю и на четвереньках рванул в чёрную пустоту. Извиваясь, обдираясь о шершавые стенки, полез туда, в вонючую глубину. Уткнулся в какую-то плотную, но живую преграду и тут же получил ощутимый пинок сзади. Преграда чуть шевелилась и хрипло дышала.

— Кто здесь? — тихо спросил он.

— Заткнись! — рявкнули сзади камерным шёпотом.

Сзади, над ними, с боков кричали и стреляли. Труба гудела и дрожала. И они дрожали вместе с ней…

…Найджел откинул одеяло и сел на койке. Чёрт, ну почему эта гнусь не отпускает его? Он встал и прислушался. Вроде никого не разбудил, спят. Свет он не включал. Как и все спальники, он хорошо ориентировался в темноте, а уж в своём-то доме… Бесшумно скользя босыми ногами по прохладному полу, он прошёл на кухню, на ощупь нашёл по вмятине у ручки свою кружку и налил воды. Медленно, маленькими глотками выпил. Убрал кружку и снова прислушался. Нет, всё тихо. И пошёл обратно.

Надо думать о другом. Скажем, о тех же тратах, нет, покупках. В первую очередь надо Робу костюм купить, а то ему и в мэрию, и в банк ходить. И плащ, куртку же на костюм не наденешь. И ботинки. Прорва какая-то. Это ж сколько денег уйдёт? Найджел улыбнулся. Роб взовьётся, конечно, но если объяснить, что так нужно для дела, а не для форса, то согласится. Ради дела Роб на многое пойдёт, даже на такие траты.

Всё ещё улыбаясь, Найджел вернулся к себе и лёг. Нет, если удастся подбить Роба на такое, здоровско будет. Да, и шляпу ещё. Он представил себе Роба во всём этом великолепии и тихо засмеялся, фыркнул смехом в подушку. И заснул, уже ни о чём не думая.

Рассел лежал на койке, повернувшись лицом к стене. Он теперь спал совсем плохо. Ночи напролёт лежал без сна. Всё шло не так, должно было быть по-другому. А как? Ничего не понятно. Где и когда пошло не так? Обрывки воспоминаний не помогают, а только мешают. И от них не избавиться…

…В голосе и взгляде отца явная насмешка, но его это давно не трогает. Он хочет понять.

— Зачем это тебе, отец?

— Я — учёный, Рассел, исследователь. Мне интересно. Для меня этого вполне достаточно.

— Я практик, отец.

— Ты прагматик. Ты неплохой специалист, Рассел, но ты только исполнитель. Жаль. Я рассчитывал на тебя. А ты — простое приложение к аппаратуре.

Он зло дёргает плечом, но молчит. Как будто он не знает, что происходит с теми, чьи идеи не понравились, или наоборот, слишком понравились… тому же отцу. Исполнитель! Как будто отцу нужен рядом… творец? Двум творцам в одной лаборатории слишком тесно.

— Ты, — отец не спеша со вкусом закуривает, — ты можешь очень много, Рассел. Странно, но у меня такое впечатление, что ты не хочешь… мочь. Человек — это то, что он может, Рассел, но важнее, что он смог. Смог. Нереализованные потенции не существуют.

— Не рождённые дети, так, что ли? — пытается он съязвить.

Быстрый внимательный взгляд отца.

— Неплохо, совсем даже неплохо. Мне нравится этот образ. Может, — отец улыбается с более явной насмешкой, — тебе стоило попробовать себя в беллетристике?

Он хмуро отводит глаза. Для отца нет более презренного слова. Насладившись его молчанием, отец продолжает:

— Человек — не б ольшая тайна, чем любое другое существо. Конечно, его физиология имеет ряд особенностей, но в принципе… Все борются с особенностями, пытаются их устранить. Глупо! Физиология сильнее. Я её использую. В этом суть, Рассел, — отец смеётся. — Человек — это та же машина, главное — знать, на что и как нажимать.

Он не выдерживает и резко, едва не опрокидывая стол, за которым они сидят, встаёт.

— Меня… меня ты тоже… используешь?!

— Сядь! — резко командует отец.

И он, не успев даже осознать этого, выполняет приказ.

— То-то, — доволен отец и опять смеётся. — Разумеется, да.

Он переводит дыхание и со старательным спокойствием спрашивает:

— А ты не боишься, что и я использую тебя? Когда-нибудь.

— Это "когда-нибудь" никогда не наступит, Рассел. Ты слабее меня. Кроме того… всегда легче предусмотреть и предотвратить. Тебе это недоступно.

— Нет, — вырывается у него. И отбросив требующую осмысления фразу о предусмотрительности и уже не помня себя от обиды, он срывается и снова встаёт: — Ты тоже… не сложнее. И моя аппаратура справится с тобой, как… как с последним рабом.

Взгляд отца становится серьёзным, даже напряжённым.

— Вот как? Это интересно. Такой аспект… Весьма интересно. И не лишено… совсем не лишено… Как подкрепление… Не основа, а инструмент. Интересно. Садись. Ты не допил кофе.

Приказной, знакомый с детства тон заставляет его снова опуститься на стул и взять чашку. Он пьёт под внимательным взглядом отца.

— Успокоился? Вот и отлично. Ты никогда этого не сделаешь, Рассел. И ты знаешь это так же хорошо, как и я.

— Да. А ты знаешь, почему?

Отец усмехается.

— У тебя не хватит на это силы. Творец всегда сильнее своего творения. Ты слаб. Ты — сильный специалист, но слабый человек. Не обманывай себя, Рассел. Самообман нерационален…