Айзек Азимов - Новые Миры Айзека Азимова. Том 5

— Что с твоим голосом? — спросил Дейвис.

— С моим голосом все в порядке.

— Ты пищишь.

Олдбери усилием воли заставил свой голос звучать на октаву ниже.

— Я не пищу!

На панели управления было две пары часов, и его глаза частенько останавливались на их циферблатах. Впрочем, одни часы показывали обычное время, Олдбери оно не интересовало. А вот другие, отмерявшие время, прошедшее с момента старта, завораживали его. Выходило, что Олдбери с Дейвисом провели в полете шестьдесят четыре часа с небольшим; красными цифрами в обратном порядке обозначалось время, остающееся до того момента, когда они снова окажутся на Земле. Эта цифра в данный момент равнялась ста сорока четырем с небольшим.

Олдбери жалел, что им известно, сколько часов они должны провести в космосе. Он с радостью вычислил бы сам. В школе Олдбери обычно считал, сколько времени осталось до летних каникул. Он делал вычисления в уме — и это было невероятно трудно — во время уроков географии, всегда почему-то географии; у него получалось много дней и страшно много часов. Он записывал полученный результат крошечными цифрами в своей тетрадке. И каждый день эта цифра уменьшалась. Частично удовольствие от приближающихся каникул заключалось в наблюдении за тем, как медленно, медленно сокращается число дней до вожделенного мига.

Но сейчас их количество уменьшалось по воле часов, когда секундная стрелка проходила круг за кругом, кромсая время на минуты, едва заметные, тонкие, точно папиросная бумага, кусочки, прозрачные, совсем как ломтики солонины, которую нарезал автомат в магазине деликатесов.

Неожиданно в его размышления ворвался голос Дейвиса:

— Пока все идет хорошо.

— А ничего плохого и не произойдет, — спокойно заявил Олдбери.

— С какой стати ты так уверен?

— Потому что числа становятся меньше.

— Что? Повтори-ка.

Олдбери смутился на одно короткое мгновение, а потом сказал:

— Да ладно, ничего особенного.

В корабле царил полумрак, внутрь проникал лишь свет лунного полумесяца. Олдбери снова погрузился в сон, словно нырнул в воду. Ему приснилась полная Луна в окне его комнаты — грустное женское лицо, которое пытается и не может сдвинуть с места ветер. А может, оно все-таки не так неподвижно, как ему кажется?

— Двести тысяч миль, — сказал Дейвис. — Мы проделали почти восемьдесят пять процентов пути туда.

Освещенная часть Луны была словно покрыта крапинками или угрями и теперь уже не помещалась на экране. Море Кризиса темнело слегка искаженным овальным пятном, достаточно большим, чтобы просунуть туда кулак.

— И ничего плохого не произошло, — продолжал Дейвис. — Ни один красный огонек не зажегся на панели управления.

— Хорошо, — сказал Олдбери.

— Хорошо? — Дейвис уставился на Олдбери, подозрительно прищурившись. — Во время всех предыдущих попыток неприятности начинались как раз в этом месте, следовательно, пока нельзя говорить, что все хорошо.

— Я не думаю, что у нас что-нибудь выйдет из строя.

— А я уверен: обязательно случится какая-нибудь мерзость. Предполагается, что Земля не должна знать.

— Чего не должна знать?

Дейвис рассмеялся, и Олдбери устало посмотрел на товарища. Его немного пугала усиливающаяся мания Дейвиса, который совсем не был похож на отца Олдбери — таким, каким он его помнил (только тогда отец был моложе, чем сейчас, со здоровым сердцем и роскошной шапкой волос).

Профиль Дейвиса резко вырисовывался в лунном свете.

— Возможно, в космосе есть много вещей, о которых нам знать не полагается, — сказал он. — Перед нами пространства размерами в миллиарды световых лет. А может быть — откуда нам знать, что это не так? — другая сторона Луны — всего лишь сплошная черная стена, на которой нарисованы звезды и планеты, а всякие там умники на Земле придумывают разные теории и рассчитывают хитроумные орбиты, глядя на них.

— Этакая игра для проверки нашей сообразительности? — спросил Олдбери.

Он вспомнил, как Дейвис уже говорил что-то похожее… или говорил он сам? Все, что было связано с кораблем, казалось, ушло куда-то далеко-далеко.

— А почему бы и нет?

— Все хорошо, — принялся успокаивать товарища Олдбери. — Пока все идет хорошо. Наступит день, вот увидишь, когда все это кончится.

— В таком случае почему записывающие устройства выходят из строя, когда корабль проходит первые двести тысяч миль? Почему? Отвечай!

— Ну, сейчас мы находимся в корабле. Мы все исправим.

— Нет, ничего мы не исправим, — заявил Дейвис. Неожиданно Олдбери разволновался, потому что вспомнил рассказ, который читал в юности.

— Знаешь, мне однажды попалась книга про Луну. Марсиане построили свою базу на обратной стороне Луны. И мы их не видели, понимаешь. Они спрятались, а сами за нами наблюдали…

— Каким образом? — язвительно поинтересовался Дейвис. — Между Землей и ними было две тысячи миль лунной почвы.

— Нет. Давай я начну с самого начала. — Олдбери снова заметил, что его голос стал пронзительным, но ему было все равно. Хотелось встать и попрыгать, потому что одно воспоминание об этом рассказе подняло настроение. Только по какой-то причине он не мог тронуться с места. — Видишь ли, все это происходило в будущем, а земляне не знали…

— Может быть, заткнешься?

Олдбери сразу смолк. Ему стало обидно, и тогда он смущенно сказал:

— Ты говорил, что предполагается, будто Земля не должна узнать, именно поэтому выходят из строя приборы, а мы увидим только обратную сторону Луны, и если марсиане…

— Ты оставишь в покое своих идиотских марсиан?! Олдбери замолчал. Он разозлился на Дейвиса. Если Дейвис взрослый, это еще не значит, что ему можно так кричать. Он снова посмотрел на часы. До летних каникул оставалось сто десять часов.

Теперь они падали прямо на Луну. Свободное падение. Стремительно снижались, набирая скорость. Лунное притяжение было слабым, но они падали с большой высоты. И теперь наконец их глазам предстали новые кратеры.

Конечно же, корабль промчится мимо и на огромной скорости благополучно облетит вокруг Луны, за час покроет расстояние в три тысячи миль, а потом повернет назад, к Земле.

Однако Олдбери с грустью подумал что не видит знакомого женского лица. Так близко его рассмотреть было невозможно, перед глазами возникла только неровная поверхность Луны. Он почувствовал как слезы потекли по щекам.

А потом вдруг маленькая тесная каюта корабля наполнилась громким жужжанием, на панели управления вспыхнули красные лампочки — сигнал тревоги.

Олдбери съежился в своем кресле, а Дейвис торжествующе крикнул:

— Я же тебе говорил! Все испортилось!

Он начал бессмысленно нажимать на кнопки приборов.

— Никакая информация не доберется до Земли! Тайны! Тайны!