Сергей Рублёв - Король-четверг

…Нестерпимое рентгеновское пламя высвечивало каждую черточку этого лица. Рон бездумно, заворожено глядел на него, лишь глядел… Ничего не надо больше — только видеть лицо возлюбленной, бесконечно изменчивое, во влажном блеске глаз и губ, и матовом сиянии нежной кожи… Но багровый туман застилал глаза, и они вновь сливались в объятиях, стискивали друг друга, словно в смертной тоске потери…И боль, вызванная этим, стократ усиливала наслаждение. Остановиться… невозможно — в голове словно били огромные куранты, тело сотрясалось в судороге какого-то дьявольского экстаза — ни одной мысли не возникало в мозгу, захваченном волной непосильной любви…

А на груди его поет, переливается огненная искорка! Не замечают король с королевой времени, не видят ничего вокруг, и все ярче красные отблески на стенах дворца, и зарево стоит в окнах его… Сбежался народ смотреть на чудо невиданное — пожар во дворце, а не горит! А из дворца бегут в ужасе придворные, не понимая ничего. А к королю уже не подступиться, так пламенеет он светом рубиновым, нестерпимым!

Рон видел, как тело его возлюбленной колебалось, словно марево… Пляшут языки пламени — нет, то взмахи рук… ресниц… Огненные кони вырываются из земли, уходят в небо, со свистом распарывая затвердевший воздух, осыпающийся мелкими сверкающими осколками… Земля? Ее нет… Под ногами ничего нет! Пространство стремительно схлопывалось, рвалось клочками… пропадало… пропадало…

…Резкая боль иглой вошла в сознание — Рон очнулся. В хижине было полутемно, на стенах плясал багровый отсвет. В ноздри ударил едкий запах паленого — Рон со стоном ухватился за грудь… Обжег ладонь — на груди чернел круг обуглившейся кожи. «Датчик!» — боль была нестерпимой, он снова глухо простонал, чувствуя, как покрывается липким потом.

— Роня, что с тобой? Рон! — знакомые теплые руки обнимают его, в глазах — туман и непонимание. Сквозь выступившие от боли слезы он увидел ее неуверенные, сомнамбулические движения.

— А… черт! — выдохнул он, сцепив зубы.

— Что с тобой… — не слыша, повторила она. Глаза ее постепенно прояснялись. Вот она снова взглянула, смахнула с лица прядь волос…

— Тебе больно? Да? Скажи, тебе больно? — испуганной скороговоркой выпалила она, порываясь сразу и вскочить, бежать куда-то, и броситься к нему… Он удержал ее за руку. Сказал, скривившись:

— Ерунда… Обжег меня этот чертов датчик…

— Счас, счас, я мигом! — только колыхнулся воздух — она уже возилась в углу с аптечкой, позвякивая в темноте какими-то пузырьками. По комнате распространился терпкий аромат камфары.

— Ты хоть свет включи, — с невольной улыбкой, несмотря на грызущую боль, сказал он вдогонку.

— Ах! Я такая глупая! — воскликнула Илка, на сей раз без всякого кокетства — в голосе звенели слезы.

Через пять минут боль от ожога была умягчена мазью, и Илка, как заправская санитарка, перевязывала его широким бинтом. «Не так туго» — морщась, умерял ее Рон. От датчика не осталось и следа, как будто он испарился. А может, так оно и было. Лежа на мягкой пневмоперине, Рон слушал успокаивающийся стук своего сердца. Постепенно он забылся в тревожном сне…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Комната качнулась, утонув в низком перекатывающемся гуле. Рон попытался вскочить, задыхаясь, — этот звук словно цепкой лапой протянулся за ним из сна, стиснув виски ломящим грохотом. «Что это, Роня?» — жалкий вскрик и слабые руки, ищущие его во тьме… «Сейчас, сейчас», — пробормотал он, нащупывая выключатель. Негромкий щелчок, треск и сноп синих искр — короткое замыкание. Новый толчок сотряс домик, послышался треск дерева. «Бежим!» — Рон думал, что крикнул это во весь голос, но ни звука не вырвалось из его плотно сжатых губ… Он схватил в охапку то маленькое теплое существо, которое цеплялось за его руки, повинуясь не мысли, а скорее поднявшемуся из глубин памяти инстинкту, повелевающему спасать, сохранить все маленькое и беззащитное — женщину, ребенка…

. . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . . .

…Грохот накрыл их снаружи гулким колоколом. Земля больно била по босым подошвам, глаза слепили вспышки, бьющие, казалось, отовсюду. Задыхаясь, Рон вырвался из пляски взбесившегося света… Холодный воздух отрезвил его — он остановился, продолжая сжимать в руках драгоценную ношу.

Вокруг было светло — ярко-алое зарево высветило окружающие деревья, дома, кусты… Казалось, светился сам воздух — лихорадочно пульсировавшее прозрачное пламя охватило поселок — гул исходил из глубины, заставляя вздрагивать почву. Илка глядела расширенными глазами — в них трепетал отраженный огонь. Мысли с трудом пробивались сквозь туман — Рон, как загипнотизированный, тупо уставился в огонь — он увидел, как бесшумно и медленно обрушился соседний дом, сразу занявшись странным сиреневым пламенем — казалось, оно било изнутри… «Но где же люди?» Рон обшарил взглядом пустынную улицу, по которой должны были сейчас метаться и звать на помощь сотни людей… Никого.

Совсем рядом вдруг лопнул взрыв, обдав их фонтаном искр — расколотая сотрясением, рванула аккумуляторная подстанция, и теперь извергала в ночь накопленную за день энергию. Илка вздрогнула и крепче прижалась к нему — он чувствовал, как учащенно билось ее сердце. Времени для раздумий не оставалось, надо как можно скорее выбираться… Рон устремился в сторону чернеющей пальмовой рощи, шарахаясь от падающих с неба горящих ошметков, оступаясь, но каким-то чудом удерживаясь на пляшущей земле…

Третий день кончился, вечер наступил — светло, как днем, в столице. Пылает дворец королевский, звучит ликующе — но закрывают люди глаза рукой, оглушает их песнь эта, а король с королевой уносятся в потоке огненном, затягивает их водоворот любви, и нет ей предела…

Человек словно был здесь всегда — серая тень, едва отделенная от мрака.

— Какой сегодня день? — голос прозвучал глухо, как в тумане.

Рон, тяжело дыша после бега, молча смотрел на него.

— Да, я знаю, сегодня четверг… Сегодня я король, — человек сказал это спокойным, ровным тоном.

Рон осторожно опустил на землю свою подругу, продолжая заворожено глядеть на него. Здесь, в центре острова, было сравнительно тихо, только дрожь почвы выдавала творившееся на берегу. Илка обессилено привалилась к стволу пальмы и закрыла глаза. Рон перевел взгляд с жалкой дрожащей фигурки на неподвижную тень.

— Вы… — он поперхнулся. Человек посмотрел на него. В смутной тени глаза его выделялись бледными пятнами.

— Почему вы здесь? — он сделал замедленный жест рукой в сторону поселка. — Почему не там, вместе со всеми?

— Вы, убийца! — прорычал Рон, сжимая кулаки, и сделал шаг к нему…