Пол Андерсон - Выбор смерти

Он не мог спорить.

Разверзлась земля. Все трое начали спускаться.

По дороге в будущее они никого не встретили. Но вышли, по указанию Ху, в VII веке н. э.

— У этих ворот Датскими островами правит Фродхи, — объяснил тот. — Кроме того, на материке здесь мир, и Ваниры — более древние боги земли и воды — по своему влиянию по меньшей мере равны Аэзирам. Чуть дальше в будущем Патруль вынудил бы нас вернуться, начинают свои походы викинги. В той части туннеля встреча с вражескими агентами более чем вероятна.

Вспомнив тех, с кем ему пришлось сражаться, Локридж поморщился.

Снаружи в мире царила зима; слой снега лежал между голыми деревьями все еще огромного леса под холодным мутно-серым небом.

— Можно двигаться сразу, — решил Ху, — с земли нас видно не будет. Да если коренные жители нас и заметили бы — неважно. Однако… — Его пальцы пробежались по пульту управления на поясе; все трое поднялись в воздух.

— Рысь, где мы? — воскликнула Аури. — Сразу столько красоты не бывает!

Локриджа, привычного к тому, что облака сверху представляются белыми, оттененными синими горами, больше занимало, почему им тепло, когда они летят в таком морозном воздухе. Какое-нибудь хитрое радиационно-обогревательное устройство? Но, видя сверкающие восторгом глаза девушки, он немножко завидовал ей. А вновь зазвучавший ее смех придал ему бодрости.

Дания осталась позади. Германия, пограничная страна христианского мира, была скрыта от глаз той же массой водяного пара, пока через час не показались резко возвышающиеся на краю суши Альпы. Ху сориентировался и через некоторое время опустился со своими спутниками ниже облаков. Локридж увидел деревню — крытые дерном бревенчатые хижины, окруженные частоколом, посреди пустынного зимнего пейзажа. Местность была холмистой; речки чернели на фоне тонкого снежного покрова; лед обрамлял озера. Когда-нибудь этот район будет называться Баварией.

С предельно возможной скоростью Ху наискось полетел к одному из горных кряжей. Когда они опустились, он, как-то по-человечески очень понятно, с облегчением вздохнул.

— Вот мы и дома! — сказал он.

Локридж огляделся. Скалистая, пустынная, мрачная местность производила гнетущее впечатление.

— Что ж, — высказал он свое мнение, — у каждого свой вкус.

Точеные черты лица Ху выразили досаду.

— Это земля Кориоки — ее поместье в будущем, а следовательно, и на протяжении всех времен. В окрестностях было создано по меньшей мере семь коридоров. Ворота одного из них открываются в эту четверть столетия.

— Но только не в мое время, да? Поэтому она не могла отправиться из Америки в Германию. Меня удивляет другое: почему она не хотела вернуться из неолитической Дании этим маршрутом, а не через Крит?

— Пошевели мозгами! — резко ответил Ху. — После встречи с Патрулем в том коридоре — ты знаешь, ты был с ней — она рассчитала, что слишком велика вероятность новой встречи. Лишь теперь, когда Брэнн у нас в руках, этот путь можно считать относительно безопасным. — Он зашагал по снегу.

Локридж и Аури последовали за ним. Девушка дрожала от холода, мерзлая земля скрипела под ее босыми ногами.

— Эй, так не годится, — сказал Локридж. — Иди-ка сюда.

Он поднял ее на руки; она счастливо прижалась к нему.

Идти пришлось недалеко. Внутри неглубокой пещеры Ху поднял земляной пласт, открыв вход. Исходящий из туннеля матовый свет слился с тусклым дневным светом.

По дороге в будущее они молчали, и от этого пульсация энергии казалась громче. Один раз они сделали пересадку, пройдя через ворота в туннель, в физическом смысле находившийся в XXIII веке, и дальше, через другие ворота, в коридор, нужный Ху. Кровь стучала у Локриджа в висках, во рту пересохло.

В конце концов, перешагнув порог, они оказались в аванзале, более просторном, чем любой из тех, что он видел. Пол был устлан богатыми коврами; красные занавески свисали между многочисленных шкафов. При появлении Ху четверо стражников в зеленом отдали честь, поднеся оружие ко лбу. На Ху они не походили, зато были до странности похожи между собой: короткие, коренастые, с приплюснутыми носами и массивными челюстями.

Хранитель не обратил на них внимания. Покопавшись в шкафу, он достал две диаглоссы. Локридж вынул из уха диаглоссу из периода Реформации, чтобы освободить место для новой.

— Дай ее мне, — сказал Ху.

— Нет, — ответил Локридж, — она останется у меня. Вдруг мне еще захочется поболтать со своим корешем Йеспером?

— Ты понял меня? — сказал Ху. — Это приказ.

Охранники подошли поближе.

Локридж вышел из себя.

— Знаешь, что ты можешь делать со своими приказами? — грубо ответил он. — Если ты понимаешь меня. Я Ее человек — и больше ничей.

Хранитель чуть ли не вытянулся по стойке «смирно». Лицо его потеряло всякое выражение.

— Как хочешь.

Локридж попробовал закрепить свою маленькую победу:

— Ты мог бы еще выдать мне пару штанов. У этого неолитического костюма нет ни одного кармана.

— Тебе дадут пояс с карманами. Пойдем… пожалуйста.

Охранники не понимали разговора, который велся на критском языке. Но вызывало тревогу то, как они сразу почувствовали, что произошло, и отошли назад.

Локридж вставил новую диаглоссу и настроил свой мозг — он хорошо научился это делать — на получение конкретной информации.

Языки: два основных — восточный и западный, Хранителей и Патрульных; остальные сохранились среди низших классов обеих гегемонии. Религия: здесь — мистический, ритуалистический пантеизм, признающий Ее символом и воплощением всего божественного; у врага — только жесткая материалистическая теория. Правительство — ему стало противно от потока данных о землях Патруля, слугах, превращенных из плоти и крови и предназначенных для использования несколькими властителями. Сведений, касающихся Хранителей, было немного. Было ясно, что это не демократия, но перед Локриджем возникла картина мягкой иерархической структуры, законы которой основываются скорее на традиции, чем на формальных нововведениях; власть была поделена между аристократами, представлявшими собой единое целое с народом, бывшими в большей степени духовными пастырями или родителями, нежели господами. Жрицами, матерями, госпожами? Женщины доминировали. На вершине пирамиды находились Кариоки, бывшие — как бы это? — чем-то средним между Папой и Далай-ламой? Нет, не то. Странно, каким поверхностным было описание. Может быть, это потому, что посетители могли послушать объяснение местной ситуации viva voce [3] Живым голосом (лат.) . .

Перед Локриджем открылся дворец, и он позабыл свои сомнения.

На этот раз они не стали подниматься по спуску, а взлетели по вертикальной шахте и вышли из нее высоко в огромном здании. Сверкал голубовато-зеленый пол чуть ли ни не в акр площадью; он казался теплым и мягким под ногами и был инкрустирован узором, состоявшим из птиц, рыб, змей и цветов, выглядевших почти живыми. Колонны из нефрита и кораллов поднимались на невероятную высоту, их капители буйно расцветали листвой из драгоценных камней. Но не менее красивы были растения, которые росли между ними и центральным фонтаном. Локридж мало что распознал в этом багряном, пурпурном, золотом море сладких запахов: за два тысячелетия наука создала новый источник радости. Прозрачно-разноцветный сводчатый потолок был словно радуга, сливающаяся с мандалой, привлекающей взор и знаменующей собой бесконечность; ни один соборный витраж не мог бы похвастаться такой значительностью и великолепием. Стены были совершенно прозрачными. Сквозь них были видны террасы, парки, фруктовые и яблоневые сады; летними красками сверкали холмы. И… что это за гигантское, величественное создание с изогнутыми бивнями выходит из чащи, затмевая собой стадо оленей… мамонт, доставленный за двадцать пять тысяч лет как символ для внушения благоговейного страха перед Ней?