Эллис Питерс - Один лишний труп (Хроники брата Кадфаэля - 2)

- Надо обработать ее, чтобы зажила и не загноилась, - приговаривал он, плотно забинтовывая руку. - Ну вот, а теперь тебе стоит подкрепиться. Но особо на еду не налегай - ты чересчур обессилен, и это не пойдет тебе на пользу. Вот хлеб, сыр и мясо. Оставь себе немного на завтра, утром у тебя наверняка будет волчий аппетит.

- Может, воды осталось хоть чуточку, - несмело попросил юноша. - Мне бы руки и лицо ополоснуть, а то уж больно я грязный!

Годит встала рядом с ним на колени, смочила в кувшине лоскут холста, и вместо того, чтобы вложить его в руки раненого, старательно и увлеченно омыла ему лицо, убрав спутанные волосы с широкого лба, выдававшего открытую, искреннюю натуру, и даже попыталась заботливыми пальцами распутать несколько прядей. Молодой человек удивился, но не подал виду - ее прикосновения приносили ему облегчение. Однако глаза его, вокруг которых теперь не было грязных подтеков и теней, наблюдали за склоненным над ним лицом и становились все больше от удивления. Годит же за все это время не проронила ни слова.

Молодой человек был слишком изнурен даже для того, чтобы есть. Он откинулся на подушку и некоторое время лежал, приспустив веки, в молчаливом раздумье и всматриваясь в лица своих спасителей. Потом он прошептал сонным голосом:

- После того, что вы для меня сделали, я должен назвать свое имя...

- Завтра, - твердо заявил Кадфаэль, - а сейчас ты в таком состоянии, что тебе в самый раз будет заснуть, и думаю, это тебе удастся. Выпей-ка это, - монах протянул юноше склянку с сильнодействующим снадобьем собственного приготовления, - это предохранит раны от загноения и облегчит сердце. - Спрятав за пазуху опустевший флакончик, он добавил: - Ну а поутру твое одиночество скрасит небольшая фляжка с вином. Да я и сам к тебе рано утром наведаюсь.

- Мы наведаемся! - поправила его Годит тихим, но решительным голосом.

- Погоди, еще одно дело осталось, - вспомнил Кадфаэль в последний момент, - у тебя нет оружия, хотя мне думается, меч у тебя был.

- Я уронил его в воду, - в полусне пробормотал юноша. - Мне пришлось пуститься вплавь, они стреляли... В воде меня стрелой и задело. У меня хватило ума нырнуть, и надеюсь, они поверили, что я пошел ко дну... Бог свидетель, я был на волосок от гибели.

- Ну ладно, поговорим завтра. Надо будет найти для тебя оружие. А пока доброй ночи.

Юноша заснул прежде, чем они погасили свечу и прикрыли за собой дверь. Несколько минут девушка и монах шли по шелестящей стерне, не говоря ни слова. Небесный свод раскинулся над ними как перевернутая чаша - темная посередине и бледно-голубая ближе к горизонту, очерченная каймой цвета морской волны.

- Брат Кадфаэль, - неожиданно спросила Годит, - а кто такой Ганимед?

- Прекрасный юноша, виночерпий Юпитера, и Юпитер очень любил его.

- Ой, - вырвалось у девушки. Она не знала, радоваться ей или огорчаться, что симпатия к ней незнакомца вызвана ее мальчишеским обличьем.

- Правда, некоторые утверждают, что это одно из имен Гебы, - добавил монах.

- А кто она такая, эта Геба?

- Прекрасная девушка. Она подносила Юпитеру чашу с вином, и Юпитер тоже очень любил ее.

- А-а... - глубокомысленно протянула Годит и замолчала. Только когда они перешли дорогу и подходили к аббатству, она спросила с серьезным видом: - Ты знаешь, кто он, верно?

- Юпитер? Он больше всего напоминает бога среди прочих языческих богов.

- Да нет же! Кто он? - настойчиво повторила девушка, схватила Кадфаэля за руку и торжествующе встряхнула ее: - Волосы светлые, как у саксов, саксонское имя, и он спасался от воинов короля... Это же Торольд Бланд, тот самый, который вместе с Николасом Фэнтри должен был доставить императрице сокровища Фиц Аллана. И конечно, он ничуть не виноват в смерти бедного Николаса. Ни за что не поверю, что он хоть раз в жизни совершил низкий поступок.

- А я, - сказал Кадфаэль, - поостерегся бы утверждать такое о ком бы то ни было, и прежде всего о себе самом. Но в чем я твердо уверен, дитя мое, это, что той низости он не совершал. Ты можешь спать спокойно.

Не было ничего необычного в том, что брат Кадфаэль, ревностно относившийся к своим обязанностям садовника и лекаря, поднялся задолго до заутрени, чтобы часок поработать. Поэтому никто не обратил внимания на то, что и в это утро он встал, оделся и вышел в такую рань. О том, что он, верный своему обещанию, поднял ни свет ни заря и своего помощника, никто не знал. Они пустились в путь, прихватив с собой побольше еды и целебных снадобий, а к тому же тунику и штаны, которые Кадфаэль взял из чулана, куда брат, ведавший раздачей милостыни, складывал пожертвования для бедных. Годит захватила и рубаху раненого юноши из тонкого полотна - выбрасывать ее было жалко. Перед сном она выстирала рубаху, а поутру подлатала ее там, где ее прорвал наконечник стрелы. Аккуратно развешанная на кустах, она прекрасно высохла за теплую августовскую ночь.

Их подопечный сидел в своей устроенной из мешков постели и с аппетитом жевал хлеб. Судя по всему, он полностью им доверял, ибо даже не попытался укрыться, когда отворилась дверь. На плечи его была накинута порванная и запачканная туника, а ниже пояса наготу прикрывало одеяло. Грудь и бока оставались открытыми, и было видно, что он прекрасно сложен. На его лице и теле по-прежнему виднелись синяки и шрамы, но за ночь раненый отдохнул и заметно оправился.

- Теперь, дружище, - с удовлетворением заметил Кадфаэль, - можешь молоть языком сколько угодно, пока я перевязываю твои раны. Нога заживает хорошо и не отнимет у нас много времени, а вот плечо мне не очень нравится. Годрик, взгляни-ка с другой стороны - тряпица могла присохнуть. Да подготовь свежую повязку на руку, пока я буду разбинтовывать. Так вот, сэр, - монах решил представиться первым, - меня зовут брат Кадфаэль. По крови я такой же валлиец, как Дэви Сант, и как ты, может быть, догадался, немало поболтался по белу свету. А это мой подручный - имя его Годрик, как ты слышал. Он-то и привел меня к тебе. Или доверяй нам обоим, или уж никому.

- Я доверяю вам обоим, - отозвался юноша.

Сегодня утром на лице его появился румянец - или то был отблеск рассветного солнца. Блестящие глаза его цветом походили на неспелый орех скорее зеленые, чем карие.

- Одним лишь доверием нельзя отплатить за все ваши благодеяния, но скажите, что я могу сделать для вас, и я все исполню. Мое имя Торольд Бланд, родом я из селения близ Освестри, а сам я человек Фиц Аллана - с головы до пят.

Размотав несколько слоев ткани, Годит почувствовала, как юноша вздрогнул: повязка пропиталась кровью и присохла. Она ослабила бинт и постаралась бережно его снять.

- Если это опасно для вас, - продолжал Торольд, пересиливая боль, - то я пойду, думаю, что уже в силах идти. Я не могу допустить, чтобы вы рисковали из-за меня.