Эллис Питерс - Проклятье фараона

- Холошо, ухожу! - заявил наш обиженный ангел. - Быстло плиходи, папочка. И ты, мамочка. Дай мою книгу!

Эмерсон смиренно вернул сыну рукопись, и тот удалился. Леди Баскервиль, уловив намек, поднялась.

- Мне тоже пора. Ради бога, простите за беспокойство.

- Ничего, ничего, - поспешно успокоил Эмерсон. - Жаль, что не смогли помочь.

- Очень жаль, - с тонкой улыбкой согласилась гостья. - Что поделать... Теперь, познакомившись с вашим очаровательным ребенком и обворожительной супругой (тут мне пришлось вернуть ей улыбку), я могу понять, почему связанный семейными узами человек не горит желанием сменить домашний уют на полную опасностей и неудобств жизнь в Египте. Ах, мой дорогой Рэдклифф, вы стали истинным семьянином! Прелестно! Просто прелестно! Какая радость видеть вас наконец устроенным и успокоившимся! И это после стольких лет неугомонного холостячества! У кого повернулся бы язык винить вас за отказ? Никто из нас, разумеется, не верит во всякие проклятия и тому подобные глупости, однако в Луксоре действительно происходят странные вещи. И я понимаю, что сломя голову броситься навстречу неизвестным опасностям способен лишь человек мужественный, горячий, даже отчаянный. Счастливо оставаться, Рэдклифф... миссис Эмерсон. Приятно было с вами встретиться. Нет-нет, умоляю, не провожайте. Я и без того доставила вам уйму хлопот.

Вот это я понимаю - актриса! Начала за здравие, кончила за упокой. Куда только девались шелестящий баюкающий голос и умиротворенный тон. Леди Баскервиль метала фразы, точно индеец - дротики. Несчастный Эмерсон стал сине-багровым; попытался было прохрипеть что-то в ответ, но мадам лишила его даже этого ничтожного удовольствия. Грациозно развернувшись, леди Баскервиль в траурном облаке кружев и газа выплыла из гостиной.

- Ч-черт! - Эмерсон в сердцах пнул диван.

- Из ряда вон наглая особа, - согласилась я.

- Наглая?! Ничуть не бывало! Она попыталась как можно приличнее высказать то, о чем остальные предпочитают молчать. "Истинный семьянин"! Дьявольщина!

- Слышу речи мужчины... - разозлилась я.

- Неужели? Поразительно! Я давно уже не мужчина, а дряхлая старуха! Развалина, которой только и осталось, что греть у камина свою...

- Давай, договаривай! Твоя дамочка знала, что делала. Она именно на это и рассчитывала. Неужто сам не заметил, с какой злобной точностью она подбирала слова? Выудила все мыслимые и немыслимые оскорбления, разве что не добавила...

- "Под башмаком у жены"! Тут я с тобой согласен. Сказать такое ей воспитание не позволило.

- Ах, так ты, значит, у меня под башмаком?!

- Да нет же. Конечно, нет, - пошел на попятную Эмерсон. Я, впрочем, ничего другого и не ожидала. Непоследовательность в спорах, как известно, отличительная черта всех мужчин. - Ты пытаешься, как всегда...

- А ты вечно пытаешься на меня давить. Но моя сила воли...

Двери гостиной распахнулись.

- Ужин подан! - объявил Уилкинс.

- Отложите минут на пятнадцать. - Я повернулась к Эмерсону. - Если мы сейчас же не попрощаемся с Рамзесом...

- Знаю. Пойду почитаю ему, а ты пока переоденься. Не желаю садиться за стол с респектабельной клушей, от которой несет помойкой. Как ты посмела заявить, что я на тебя давлю?

- Я сказала - пытаешься. Ни тебе, ни кому другому добиться успеха не удавалось и не удастся.

Дворецкий посторонился, пропуская нас в коридор.

- Благодарю, Уилкинс, - бросила я.

- К вашим услугам, мадам.

- Что же до пресловутого башмака...

- Прошу прощения, мадам?

- Это я не вам, Уилкинс, а профессору Эмерсону.

- Да, мадам.

- Я сказал - под башмаком, - прорычал Эмерсон, топая вслед за мной по лестнице, - значит, под башмаком!

- Ну и соглашался бы тогда на предложение этой скорбящей красотки. Думаешь, я не видела, что ты готов был в ту же секунду сорваться с места? Ахах! Представляю себе эту идиллию! Всегда вместе - день за днем, ночь за ночью, под бархатным небом Египта...

- Брось, Амелия. Что за дурацкие фантазии. Бедняжка ни за что не вернется в Луксор; там же ей все будет напоминать об утрате.

Я расхохоталась.

- Нет, вы только послушайте! Неподражаемая наивность. На такое только мужчина способен. Уверяю тебя, в Англии вдовушка не задержится. Умчится в Луксор при первой же возможности, особенно если там будешь ты.

- Меня там не будет!

- Это почему же? Кто мешает?

Мы поднялись на второй этаж. На площадке Эмерсон свернул направо - в сторону детской. Я же двинулась налево, в нашу спальню.

- Ты скоро? - бросил через плечо Эмерсон.

- Через десять минут.

Мне и десяти не понадобилось, чтобы сбросить насквозь провонявшее серое платье, надеть другое и дойти до детской. В комнате было темно, если не считать золотистого круга от ночника, рядом с которым устроился Эмерсон. Рамзес лежал в кроватке - глаза в потолок, ручки по швам, весь внимание. Очаровательная семейная картинка. Если, конечно, не прислушиваться к вечерней сказке:

- ...более детальное изучение ранений, в частности раздробленных лобной и височной костей, а также пробитой грудины и расщепленных позвонков, дает возможность воссоздать обстоятельства смерти фараона.

- А-а! Уже добрались до мумии Секвененре, - сказала я, переступая порог.

В полумраке раздалось бормотание вырванного из раздумий человека:

- Мне кажется, без кло-вло-пло-лития не обошлось...

- Без чего? - Эмерсон озадаченно нахмурился.

- Без кровопролития, - перевела я. - Не могу не согласиться, Рамзес. Если у скелета проломлен череп, а позвоночник разделен на две части, то вряд ли человек умер естественной смертью.

Оттачивать на Рамзесе сарказм - пустое занятие.

- Не плосто кло-вло-пло-литие! - уточнил он. - Фалаона убил кто-то из своих.

- Чушь! - отрезал Эмерсон. - Идиотская гипотеза. Кстати, первой ее выдвинул Петри. Убийство на семейной почве совершенно исключено, поскольку...

- Ну все, хватит! - Эмерсону только дай сесть на любимого конька, он будет неделю распинаться. - Уже поздно, и Рамзесу давно пора спать. А у нас ужин стынет.

- Ах да, ужин... - Эмерсон наклонился к сыну. - Спокойной ночи, мой мальчик.

- Спокойной ночи, папочка. Думаю, его в галеме убили.

Этого еще не хватало! Версия об убийстве в гареме способна убить самого Эмерсона! Я вцепилась мужу в плечи и вытолкала за дверь прежде, чем он успел проглотить коварный крючок малолетнего хитреца. Потом завершила свою часть вечернего ритуала и присоединилась к Эмерсону.

- Рамзес меня иногда тревожит, - осторожно начала я по дороге к лестнице. - Не переусердствовали ли мы с его образованием? Думаешь, он понимает, что такое гарем? И вообще - не скажется ли на нервах ребенка чтение на ночь подобных ужасов?

- У Рамзеса железные нервы. Не волнуйся, он будет спать сном праведника, а к завтраку выложит стройную теорию убийства Секвененре.