Эллис Питерс - Проклятье фараона

Эту чушь я оставила без ответа. Правда была на моей стороне, и время непременно расставило бы все по своим местам. А до тех пор... какой смысл зря тратить силы в спорах с Эмерсоном, упрямее которого в целом свете не найти?

На следующей неделе сюрпризы продолжались. Джентльмен, присутствовавший на церемонии открытия гробницы, подхватил жесточайшую лихорадку и сгорел в одночасье. Один из рабочих экспедиции свалился с лесов и сломал шею.

"Проклятие в действии!!! - заходилась "Дейли йелл". - Кто следующий?!!"

После трагической кончины рабочего, упавшего с лесов (где он, кстати сказать, пытался вырезать из стены кусок орнамента, дабы втихомолку продать подпольным торговцам древностями), его коллеги наотрез отказались приближаться к "проклятой гробнице". Со смертью сэра Генри раскопки приостановились; теперь же возобновить их казалось и вовсе делом нереальным.

Вот такая, любезный читатель, сложилась ситуация ко дню катастрофического чаепития с леди Кэррингтон. В предыдущие дни шумиха вокруг лорда Баскервиля немного поутихла, хотя "Дейли йелл" из кожи вон лезла, пытаясь раздуть мировой пожар и приписывая любую разбитую в Луксоре коленку действию проклятия. О злополучном (или же виновном!) Армадейле не было ни слуху ни духу; сэр Генри навечно успокоился в родовом склепе Баскервилей; усыпальница фараона была по-прежнему закрыта и опечатана.

Признаюсь, переживала я в основном за усыпальницу. Засовы и печати это, конечно, хорошо, но для местных воришек преграда слабая. По профессиональной гордости мастеров грабительского дела из Гурнеха был нанесен сокрушительный удар. Джентльмены эти считали, и не без основания, что со своими могилами способны разобраться получше чужестранцев. Я говорю не без основания, поскольку подпольная торговля древностями и впрямь поставлена в Египте на широкую ногу и на высшем уровне. То ли у аборигенов этот талант в крови, то ли веками процветающая контрабанда отточила их мастерство - судить не берусь.

Словом, пока Эмерсон с Рамзесом вели диспут по проблемам зоологии, а за окнами сыпал ледяной дождь вперемешку со снегом, я углубилась в газету. С началом "дела Баскервиля" у Эмерсона вошло в привычку покупать не только "Таймс", но и "Дейли йелл". Якобы нет более занимательного способа постичь человеческую натуру, чем сравнение диаметрально противоположных литературных стилей. Ха! Отговорки чистейшей воды. Все гораздо проще: скандальная "Йелл" - чтиво, конечно, низкого пошиба, зато какое захватывающее! Особенно в сравнении с респектабельной, а потому временами Жутко занудной "Таймс". Кстати, судя по заломам на странице, тем, вечером я была не первой, открывшей именно "Йелл". "Дело Баскервиля" нашло продолжение в статье под заголовком "Леди Баскервиль дает клятву завершить раскопки".

Автор статьи ("наш корреспондент в Луксоре") в возвышенных тонах и с массой слащавых определений описывал юную вдовушку: "Легкая дрожь ее прелестных, напоминающих лук Купидона, губ выдавала искренность чувств"; "На тонком, матово-бледном лице лежала печать безутешного горя"~

- Тьфу! - не выдержала я, пробежав глазами несколько абзацев этой галиматьи. - Ну и бред. Эмерсон, как тебе нравится эта леди Баскервиль? На мой взгляд - беспросветная идиотка. Нет, ты только послушай! "Я хочу посвятить жизнь великой цели, к которой шел мой безмерно любимый и так рано покинувший меня супруг. Не вижу более достойного способа увековечить его нетленную память". С ума сойти! "Безмерно любимый"! "Нетленную память"!

Ответа я не дождалась. Эмерсон зарылся носом в огромную иллюстрированную "Энциклопедию животных", выискивая доказательства того, что найденная кость никак не может принадлежать зебре. (К этому моменту Рамзес переключился с жирафы на менее экзотическое животное.) К сожалению, скелет зебры мало чем отличается от лошадиного, и найденный в энциклопедии рисунок бедренной кости зебры оказался катастрофически похож на трофей Рамзеса. Юный зоолог хихикнул и ткнул пальцем в страницу.

- Ага, папочка! Ну, и кто плав? Сказал - зебла, значит, зебла!

- Пирожное хочешь? - увильнул от ответственности Эмерсон.

- А Армадейла-то никак не найдут! - Я подсыпала соли на свежую рану Эмерсона. - Говорила же, он убийца.

- Чушь! - отрезал Эмерсон. - Не было никакого убийства. Объявится твой Армадейл, куда ему деваться.

- Только не говори, что он на две недели застрял в кабаке.

- Подумаешь, две недели. Молодой, здоровый парень. Да он и два месяца выдержит.

- Если бы с Армадейлом что-нибудь случилось, его бы уже нашли. Или то, что от него осталось. Фивы прочесали...

- Западный район прочесать невозможно! - ощетинился Эмерсон. - Сама не знаешь, что ли? Там же сплошь скалы, тысячи пещер и расселин.

- Значит, по-твоему, Армадейл где-то в горах?

- Именно. Случись с ним какая-нибудь трагедия сразу после смерти Баскервиля, это было бы уже чересчур. Газеты подняли бы новую бучу. "Проклятие фараона" и все такое... Но в жизни всякое бывает. Может, и Армадейл попал в переделку.

- Да он уже где-нибудь в Алжире!

- В... Алжире? Бог ты мой! С какой стати?

- В Иностранный легион подался - вот с какой! Говорят, убийцы и преступные типы, которые надеются скрыться от правосудия, там кишмя кишат.

Эмерсон поднялся с пола. Я с удовлетворением отметила, что меланхолия из его глаз исчезла и они теперь извергали яростный огонь. Отметила я и еще кое-что: четыре года относительного бездействия не лишили его ни мощи, ни энергии. В предвкушении вечерних игр с сыном Эмерсон снял пиджак, избавился от стоячего воротника и теперь был похож на ту взъерошенно-неухоженную личность, которая покорила мое сердце. Время до ужина еще есть, прикинула я. Что, если и впрямь подняться в спальню... вместе...

- Пора в постель, Рамзес, няня давно ждет. Осталось одно пирожное. Можешь взять с собой.

Рамзес одарил меня долгим оценивающим взглядом и повернулся за поддержкой к отцу. Тот заискивающе заглянул ему в глаза:

- Беги, мой мальчик. Ляжешь в постельку - и папочка прочитает тебе лишнюю страничку из "Истории Египта".

- Холошо. - Рамзес по-королевски важно кивнул. Где он, спрашивается, набрался таких манер? Ни дать ни взять, фараон египетский. - Ты плидешь поплощаться, мамочка?

- Как всегда.

Рамзес выплыл из комнаты, прихватив не только пирожное, но и "Энциклопедию животных", а Эмерсон принялся метаться по гостиной, точно зверь по клетке.

- Хочешь еще чаю? - поинтересовалась я в надежде на отказ. На Эмерсона, да и на всех мужчин, подталкивание действует как красная тряпка на быка.

- Нет, - буркнул он. - Хочу виски с содовой.

Редчайший случай.

- Что-то не так? - спросила я, пряча тревогу.

- Что-то?! Все! Все не так! И ты сама это знаешь, Амелия.