Андрэ Нортон - Космические бродяги

…Сколько времени прошло, прежде чем этот звук связался в его сознании с болью? Какое-то существо попало в ловушку, томится между поваленными стволами и землей? Что, если оно искалечено? Юноша сел и повернул голову в южном направлении. Иногда звук пропадал, а потом снова становился отчетливым, поднимаясь до плача. Наконец ему удалось услышать почти различимые слова. Заблудившийся поселенец?

Нейл пополз к противоположному краю своего убежища, раскидал завал из веток, а затем, щурясь, попытался разглядеть что-нибудь в рассеянном солнечном свете.

Близко или далеко? Если он выйдет, то окажется в положении почти слепого. Но зов — если этот звук являлся таковым — подгонял его, не позволял ему сидеть спокойно.

Вытянув губы, Ренфо сымитировал крик Хурурра — обычно он так призывал птицу. Ответный клекот пришел сверху — кваррин устроился на вывернутых корнях дерева над головой Нейла.

— Посмотри, кто зовет, — послал он птице мысль-приказ.

Кваррин протестующе защелкал, но перескочил на другой ствол и пошел вдоль него. Его серо-белое оперение ослепительно засияло на солнце, когда он поднялся, взмахнув крыльями. Его пернатый друг предпочитал ночь, но и днем он видел много лучше человека.

Нейл надел заплечный мешок и выбрался из укрытия. Почти сразу он споткнулся о корень и ободрал полузажившую рану, так что дальше двигался хромая.

В этом плаче были слова. И шел этот звук откуда-то неподалеку, в той стороне находились поля поселенцев. Что случилось? Может, опустошающий ветер снес все постройки и люди загнаны в лес, которого смертельно боятся?

— Существо… один… неправильно… — пришло сообщение Хурурра.

Плачет кто-то один, это понятно. Но что значит «неправильно»? Ловушка? Заинтересовавшись, юноша старался идти быстрее; когда он оказался у края прогалины, ему стало ясно, что имела в виду птица.

Козберг показывал своим новым рабочим как предупреждение ветхую заброшенную хижину, которую все старались обойти как можно дальше. Здесь Ренфо увидел точно такую же, готовую упасть от любого толчка. Кваррин сидел на самой высокой точке ее кровли.

Юноша сделал второй рывок через открытое пространство и остановился у входа в хижину. Голос упал до бормотания. Нога Нейла запнулась за глиняный кувшин — пустой.

На девушке не было ни маски, ни плаща, платье разорвано так, что сквозь прорехи виднелось бледное тело, испещренное зелеными пятнами. Глаза были открыты, но ничего не видели.

Нейл приподнял безвольно качнувшуюся голову, прислонил к своему плечу и стал смачивать потрескавшиеся губы водой из фляги, а затем, облизнувшись, девушка сделала несколько глотков. Кожа ее была горяча, как огонь, — значит, это зеленая лихорадка.

Больная лежала на куче старых грязных мешков, в которых, вероятно, раньше хранилось зерно. У двери Ренфо заметил блюдо с какими-то корками и несколькими подгнившими фруктами, по которым уже ползали насекомые. Ничего себе — пища, вода и постель! Но на что могла надеяться грешница? А Эшла — он узнал ее, несмотря на болезненную перемену, — конечно, была признана грешницей по законам своего народа. Юноша, злобно оскалившись, взглянул в направлении участка, откуда ее выгнали, как только поняли, что она больна. Но сам-то он выжил и предполагал, что не одинок, так что не было причин считать, что Эшла не справится с болезнью — если это болезнь…

— Воды!

Ренфо помог ей напиться еще раз, а затем обтер воспаленное лицо и руки влажной тряпкой. Девушка, закрыв глаза, вздохнула.

— Зеленый… зеленый огонь…

Сначала ему пришло на ум, что Эшла говорит о болезни, потому что до сих пор не забыл свой собственный бред, но она подняла руки, и Нейл вспомнил, как девушка стояла, держа прекрасное ожерелье.

— Ифткан… лес…

Он жадно вслушивался в слова. Ифткан! Значит, Эшла тоже обладает знанием того, что никогда не было частью поселенческой истории.

Нейл импульсивно взял ее руки в свои и крепко сжал, несмотря на слабые попытки освободиться.

— Ифткан, — тихо повторил он. — В лесу… в прохладном лесу.

— Ифткан стоит… в лесу.

Голова Эшлы замедлила свое беспрерывное движение, из ее закрытых глаз вдруг покатились слезы, проделав светлые дорожки на впалых щеках.

— Ифткан умер, — твердо сказала она, и авторитетность ее тона поразила его.

— Нет, не весь, — тихо уверил Нейл девушку. — Ифтсайга стоит, она еще жива. Прохлада, зелень, живой лес. Думай о лесе, Эшла!

На высоком лбу собрались морщинки. Кустистые брови, придававшие грубость ее лицу, исчезли, как и большая часть волос. И глаза… Да, они стали шире обычных человеческих. Ее руки больше не пытались вырваться.

— Лес… Но я не Эшла, — снова твердые решительные нотки. — Я — Иллиль!

— Иллиль, — повторил Ренфо. — А я — Айяр.

Даже если она и слышала его голос, слова остались непонятыми. Слезы все еще катились по ее лицу. Губы издавали слабый стон, а уже не тот крик, что привел сюда Нейла.

Девушку мучила жажда, но возвращаться к реке не хотелось — слишком долгий путь под лучами солнца. Нейл послал мысль Хурурру в надежде, что птица сможет привести его к какому-нибудь лесному ручью.

— Сверху, на листьях, — пришел ответ.

Юноша понял его только тогда, когда вышел на прогалину перед хижиной. Кваррин слетел с крыши на высокую ветку дерева и пошел по ней, указывая своему приятелю-человеку на обвивавшую ствол лиану. В ее центральной части располагался большой круглый нарост вроде чаши. Нейл залез на дерево и действительно обнаружил в этом плотном волокнистом резервуаре по меньшей мере две полные чашки воды. Юноша перелил ее в свою флягу, вернулся в хижину и стал умывать лицо Эшлы. Вдруг приглушенный вздох заставил его обернуться. В дверях стояла фигура в маске и в плаще, но маленькая — наверняка это была та девочка, что вместе с Эшлой собирала ягоды несколько дней назад. Посетительница держала перед собой корзинку.

— Ой, не надо! — раздался громкий плач, быстро поднявшийся до визга. — Уходи! Убирайся!

Девочка замахнулась на Нейла корзиной. Оттуда вылетела фляжка и стукнула его по руке.

— Оставь Эшлу, оставь!

За его спиной зашевелилась сама Эшла, ухватила его за плечо, встала.

— Самира…

Голос ее был хриплым карканьем, но в нем чувствовалось пробуждение сознания.

Ребенок замер. Испуг светился в глазах, блестевших в прорезях маски. Девочка снова завопила, на этот раз без слов — до такой степени она испугалась. А затем упала, перевернулась и поползла к выходу, продолжая визжать, и в ее визге было столько ужаса, что Нейл боялся сделать лишнее движение.

— Самира! Самира!

Эшла качнулась вперед, желая подойти к ребенку. Нейл взял ее за плечи и прижал к себе, преодолевая слабое сопротивление. Теперь он в какой-то степени понял ужас Самиры: превращение свершилось, и теперь рядом с ним была такая же измененная девушка, как и он сам. Эшла действительно стала Иллиль, чудовищем в глазах людей.