Ольга Силаева - Рассказы

- О, розыгрыш открылся бы слишком быстро, - засмеялся Марек. - Нет, друзья, я не шучу. Каждый из вас может прочитать этот свиток и прожить еще одну жизнь. А потом, когда смерть снова жарко зашепчет в ухо - еще и еще раз.

Волшебники молчали, но в воздухе вдруг заискрило. Словно тонкие, приученные с детства к сложным жестам пальцы затрещали и изогнулись, превращаясь в хищные когти, а глаза - добрые, умные, голубые и карие - налились черной кровью. Вот-вот сорвется с насеста коршун и с клекотом кинется на хрупкий свиток...

- Так ты не умрешь, - утвердительно сказал Дален.

- Нет, старый друг, - Марек посмотрел на Далена, потом на свиток, - сегодня ночью я умру. И это, поверь мне, очень грустно.

Волшебники зашевелились.

- Почему? - тихо спросила Эйлин. - Разве тебе не хочется жить?

- Очень. - Волшебник закрыл глаза. - Ведь свиток и вправду даст бессмертие тому, кто прочтет его, но только за счет другого мага. Один волшебник должен рассыпаться горсткой праха, чтобы другой получил здоровье и юность.

За окном тихо-тихо начал накрапывать дождь. Никто не шевельнулся.

- Я позвал вас сюда, потому что не мне решать, кому жить и кому умереть. И... - волшебник замялся, потом судорожно сглотнул и открыл глаза, - мне не хватило сил уничтожить свиток. Понимаете?

- Тогда мы сделаем это, - кивнул Дален. - Ты правильно сделал, что позвал нас.

- Нет, - с усилием продолжил волшебник. - Вы все еще не понимаете...

- Не надо! - вдруг выкрикнула Эйлин. - Я поняла, не мучай себя!

Дален положил ей руку на плечо.

- Пусть он скажет остальным.

Дождь хлестал по крыше в полную силу, выбивая слова и отсчитывая секунды. Волшебник горько улыбнулся.

- Простите меня, друзья. Я позвал вас сюда, чтобы воспользоваться вашей силой и вашей слабостью. Чтобы забрать то, что мне не принадлежит.

Темноволосый колдун, уже почти протянувший руку к свитку, резко отдернул ее. Двое волшебников подались назад, хватаясь за жезлы.

- Вы лучшие в своем ремесле. Примите решение за меня. Вместо меня.

Волшебник закрыл глаза. И умер.

Целую минуту в комнате царила тишина. Дождь лил по-прежнему, но уже без сумасшедшей спешки. Взоры всех были прикованы к свитку.

- Я хочу, - Дален помедлил, обводя взглядом лица волшебников, - я хочу, чтобы ни одно слово, произнесенное здесь, не вышло за пределы этой комнаты. Последняя воля волшебника священна. Мы уничтожим свиток, и я никому не позволю опозорить память о том, кто уже не может ответить.

- Разумеется, но...

- Может быть, не стоит спешить...

- Ведь мы не знаем, чьи умения могут понадобиться ордену...

- Достаточно! - рявкнул Дален. - Может быть, вы и хотите получить удар в спину, но я предпочту, чтобы каждый из вас прожил свой срок и умер не от руки друга. Эйлин, уничтожь эту вещь немедленно.

Эйлин медленно шагнула вперед и взяла свиток.

Дален вздохнул. Он знал, что Марек, самый бесталанный из волшебников ордена, не начертил на нем ни одной руны. Но скоро в округе не останется ни одного мага, не пересказавшего знакомым историю о свитке, дарующем бессмертие. Ранимые и честолюбивые, волшебники не пройдут мимо такой новости, и однажды... может быть, однажды магия вновь обретет величие.

- Спи спокойно, - прошептал Дален. - Никто никогда не узнает правды.

Девушка бросила свиток в огонь. Волшебники выдохнули, как один: на пергаменте лунным блеском вспыхнули серебряные руны, и в башне повис тонкий запах миндаля. Свиток медленно поворачивался в пламени, и в неверном свете огня Далену показалось, что Марек улыбается.

За окном стучал дождь.

Лена выскочила из подъезда, прикрывая голову руками. С утра лил, не переставая, холодный дождь, и она десять раз пожалела, что выбежала на улицу в тапках, легком платье и без зонта. За компьютером было куда уютнее. Но в голове уже полчаса крутились слова: "Хорошо бы за фруктами сходить", с каждой секундой становясь ярче и объемнее, и Лена не выдержала. Подхватила ключи, сунула ноги в тапки и понеслась вниз, под дождь, к раскладному прилавку, где под мокнущим полиэтиленом прели сливы и абрикосы.

Под козырьком ларька выстроилась очередь. Пожилая дама, узбек с соседней стройки и молодой человек в плаще. Лене места под козырьком хватило едва-едва.

- Еще два перца, - строго сказала дама. - И не ложьте к помидорам, они помнутся.

Лена вздохнула. С козырька стекали капли, больно ударяя по плечам и спине.

Из глубина ларька послышался голос продавщицы:

- Все?

- И головку чеснока. С тысячи у вас сдача будет?

- Будет, только двадцать рублей посмотрите.

- Сейчас... - Дама полезла в кошелек. - Четырнадцать... пятнадцать...

В хвосте очереди Лена переминалась с ноги на ногу. Тапки промокли безнадежно.

"Ну сколько можно ждать!"

- Двадцать! - с торжествующим видом объявила дама. - Ой, нет, подождите...

"Ну сколько можно ждать!"

Лена сцепила зубы. Но слова рвались наружу. Черт, подумала она. Не сейчас, не сейчас, не сейчас... Но сказать это вслух хотелось все сильнее.

"Ну сколько можно ждать!"

- Ну сколько можно ждать! - наконец вырвалось у Лены.

Дама не удостоила ее взглядом.

- Подружку свою будешь торопить, - отрезала она.

"Если у вас нет мелочи - так и скажите! Не отнимайте чужое время!"

Лене и впрямь хотелось так сказать, но остатками сознания она понимала: начнешь скандал, будешь стоять под дождем куда дольше.

Вот только выбора у нее не было.

- Если у вас нет мелочи - так и скажите! Не отнимайте чужое время!

- Ах ты...

"Да ты сама..."

Дама врезалась в свару с грохотом ледокола: ее голос с легкостью заглушил шум дождя. В ответ Лена почти с облегчением выпаливала готовые фразы, уже не прислушиваясь к тому, что говорит. Голова казалась легкой, будто шарик с гелием: не думать, не сопротивляться, просто плыть по течению, выдавая строчку за строчкой, что плывут перед глазами, как у ведущего новостей с телесуфлером.

Остановил ее лишь звук нового голоса.

- Давайте я дам двадцать рублей без сдачи, - вмешался молодой человек. - Вот.

Дама открыла было рот, но вместо того, чтобы разразиться уничтожающей тирадой, взглянула на Лену, молча забрала покупки и удалилась, пробормотав напоследок что-то вроде "психованная". Узбек протянул в окошко деньги и весело сказал что-то на своем языке. Продавщица, полная женщина в дождевике, улыбнулась в ответ.

Лена стояла столбом, чувствуя, как ее всю, от лба до пяток, заливает краска. Позорище. Стыдобище. Хамка трамвайная. И, самое главное, ларек-то перед домом: куда она придет в следующий раз? И как сейчас смотреть в глаза продавщице?

Узбек отошел, и, закрывшись от дождя спецовкой, побежал к строительным вагончикам, размахивая пакетом с морковью и луком. Плов, наверное, собрался с товарищами делать. Счастливые люди, подумала Лена. Могут говорить все, что хотят. Выходить из дома и не бояться, что ляпнешь что-то не то. Придумывать и говорить собственные слова. Как им хорошо!