Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

— Ха-ха-ха, свинья! — закатился Витька. — Кого же ты больше испугался, солдата или свиньи?

— Конечно, солдата! — отозвался Гришка, не понимая бурного веселья Витьки Слона. — Это же были «краснопогонники» из стройбата. Вы же знаете, что это за звери!

— Им даже автоматов не дают! — усмехнулся Андрей, вспоминая старый анекдот, в котором натовские специалисты обсуждали, какой из родов войск Советской Армии является самым страшным.

— Ну, Нос, ты даёшь! Прямо Гоголь какой-то получается, «Сорочинская ярмарка». Тут тебе и свинья хрюкающая, и красная свитка! — поделился литературными познаниями Юрка. — А свинья, не иначе, нечистым была!

— Не ржи ты, Цапел, — огрызнулся Гришка. — Теперь твоя очередь рассказывать.

— Это было, когда мы с Андреем учились в четвёртом классе. Был у нас ещё дружок один, Олежка Соловьёв, потом он с родителями переехал — его отца в другую часть перевели. Так вот, пришла к нам в класс новенькая, Ленка Колобкова. И мы, троица друзей, как один, втюрились в неё. Ну, что же, накатали коллективное любовное послание и в почтовый ящик подбросили. Целуем, мол, и всё такое… А записку обнаружила её мамаша. Ну и, понятное дело, настучала нашей классной, а та — директрисе… И вот стоим мы, три донжуана недоделанных, в директорском кабинете. Страшно, аж поджилки трясутся! Такую выволочку получили, до сих пор помню…

— Чего же тут страшного?! — изумился Гришка.

— Тебе, Нос, не понять. Это тебе не нынешний Гога, добрейшей души человек. Это незабвенная Эльвира Парамоновна… У меня потом неделю уши болели. И задница — отец потом добавил.

— Да, баба-зверь была! — подтвердил Андрей, вспоминая прежнюю директрису. У него после встречи с ней остались тоже не самые приятные воспоминания.

— Теперь Витька! Слон, твоя очередь!

— Пожалуйста. Как-то прошлой осенью мы с предками ходили по грибы. Ну, разбрелись по лесу, аукаемся. У меня уже полкорзины набралось. Тут заметил я в овраге, среди лопухов, целую семейку подосиновиков. Красивые такие, с красными шляпками.

— А может, это были мухоморы? — съязвил Митька.

— Сам ты мухомор! — обиделся Слон. — Что ж я, по-твоему, мухомор от подосиновика отличить не могу?

— Ну, сегодня ты сражался, как истинный берсеркер. А они, да будет тебе известно, перед битвой для храбрости мухоморы употребляли, — заметил Андрей. — Так не завалялась ли у тебя в шкафу пара-тройка сушёных мухоморов?

— Да бросьте вы, пацаны… Не мешайте рассказывать!

— Ну, хорошо, хорошо…

— Так вот, режу я красноголовики, все такие чистенькие, крепенькие, ни одной дырочки. И тут слышу шаги над головой, по краю оврага. Я окликаю: «Папа? Мама?» В ответ — тишина. Ну, думаю, показалось. А тут снова — топ-топ, хруст-хруст. Что-то тёмное мелькнуло. И тут у меня прямо душа в пятки ушла: стоит наверху страхолюдная такая старуха, вся в чёрное одета. Нос крючком, зубы торчком, ну настоящая Баба-Яга. Стоит, смотрит на меня и молчит. «Чего тебе, бабка?» — спрашиваю. А она тихим таким скрипучим голосом и говорит: «Внучок, бойся Водяного!» Так и сказала, бойся, мол, Водяного. А какой тут, к чёрту, Водяной, когда лес кругом?! Тут Лешего бояться нужно! Однако жутко мне стало — я со страху даже нож в траву уронил. Пока нашёл — а старухи и след простыл!

— Ну, это вообще сказка какая-то, — усомнился Бульбаш.

— Погоди, Митька! — одёрнул его Андрей. — Когда, говоришь, это было?

— Да прошлой осенью, в сентябре!

Андрей на минуту задумался. Все недоумённо посмотрели на него.

— Ты чего, Толстяк? — дёрнул его за рукав Гришка.

— Да нет, ничего. Я вот думаю, нет ли здесь какой-нибудь связи с аварией на прудах. Может, бабка её предсказывала?

— Игорь, твои утопленники в противогазах случайно не были похожи на Водяных? — поинтересовался Юрка.

— Они были похожи на чёртову дюжину мертвецов! А-а-а, понимаю… Не были они случаем призраками тех самых погибших при перевозке солдат?

— А я о чём толкую! — согласился Андрей.

— Кончайте, ребята, чепуху молоть! — вмешался до мозга костей рациональный Юрка. — Что-то у вас кругом черти, Водяные, Бабки-Ёжки в ступах и без, мертвецы какие-то ходячие, призраки… Мистика какая-то, честное слово. Митька, рассказывай свою историю. Только, чур, без мистики! — Под напором сугубого Юркиного материализма туман таинственности окончательно развеялся, и ребята вернулись на грешную нашу землю.

— А мне страшно было, по-настоящему страшно, когда мы с Атанасом из музея шпаги свистнули, — признался Митька. Об этой истории ребята тоже были наслышаны. Митька со своим беспутным одноклассником действительно похитили из музея, расположенного в семи километрах от городка, на месте дислокации русской армии поле отхода из Москвы во время Отечественной войны 1812 года, две прекрасно сохранившиеся шпаги. Митька водил друзей в лес и показывал завёрнутые в брезент клинки, припрятанные среди корней вывороченной бурей сосны. — Точнее, когда легавый Иванов нас на допросы таскал. Мы, конечно, в отказ, мол, я не я и лошадь не моя… А ведь кто-то настучал, как вы думаете, ребята?

— Ты что же, Бульбаш, кого-нибудь из нас подозреваешь? — возмутился Юрка. — Ты бы меньше сам языком трепал, а здесь все люди проверенные. И Атанасу своему передай: стукачей среди нас не было и нет! А может быть, кто-то из вас самих раскололся? — сделал он в свою очередь обидное для Бульбаша предположение. — Тогда он за собой и второго потянет. И светит вам, ребята, детская колония на ближайшие пару лет.

— Вор должен сидеть в тюрьме! — повторил Витька крылатую фразу Глеба Жеглова из кинофильма «Место встречи изменить нельзя».

— Да вы что, ребята?! Совсем очумели? — Бульбаш попятился по галерее и случайно уткнулся локтем в угловое окно. Окно открылось: видимо, уборщица забыла запереть его изнутри.

— Ур-р-ра! Вперёд, чуваки! — обрадовался Витька. — Берём родную школу штурмом!

И друзья следом за ним забрались внутрь школы, где тёмные коридоры освещались только неверным светом фонарей с улицы. Походили-побродили по обоим этажам, проверили двери всех кабинетов — кабинеты оказались закрытыми, покурили в туалете, присев на корточки, чтобы с улицы не было заметно. Ничего не сломали, ничего не подожгли, хотя все испытывали свою долю ненависти к опостылевшей за годы обители знаний, и только Витька написал на двери кабинета начальной военной подготовки огрызком карандаша, который постоянно таскал с собой: «Пельмень — козёл! Засунь автомат себе в зад!» И в меру своих скромных художественных способностей изобразил самоэкзекуцию преподавателя НВП, офицера в отставке. На следующее утро, придя на работу, Пельмень весьма изумился появившемуся за ночь граффити, покраснел до уложенных изящной волной седых волос, воровато заозирался по сторонам, открыл кабинет, вернулся с мокрой тряпочкой и начал старательно оттирать с двери творение анонимного живописца. А наши друзья неслышно похихикивали за его спиной. Витька, изобразив на лице выражение крайней озабоченности, подошёл и спросил: