Сергей Смирнов - Тот, кто сидит в пруду

— А знаю я все это потому, что бывал уже здесь несколько раз. Служил здесь знакомый офицер, мы пришли в эту часть в один год. Так он по совместительству занимал должность кабельщика-техника и дератизатора.

— А что это такое «де-де…»?

— Это специалист по борьбе с грызунами, с крысами и мышами. Он каждый месяц ездил в Серпейск, в санэпидстанцию, привозил ящик отравы и раскладывал её в кулечках по кабельным каналам. А этих каналов здесь несколько километров. Правда, не все такие большие, как этот. Есть такие, что ползком еле проберешься, а есть, что просто вскрывают сверху. Вот видишь, вон там кулёчек с горошинками серого цвета, а рядом крыса валяется. Уже бывшая крыса.

— Пап, а зачем их отравляют? И х ведь тоже жалко.

— Они первые враги кабелей. Мышки обычно любят вот эти, тонкие. Там под оплёткой такой белый пластик есть, стирофлекс называется. Он для мышей лучше масла.

— Масла! Ха-ха. Хлеб с маслом…

— Да! А крысы всё жрут. И вот эти толстые резиновые кабели. А там внутри напряжение. Так несколько раз в год бывает замыкание. Хорошо, если не случится крупного пожара.

Так за разговорами пробирались вперёд. Правда, идти было нетрудно. Кабели были аккуратно развешаны на кронштейнах по стенам, только в нескольких местах на полу валялись не размотанные бухты провода, да в двух-трёх местах пришлось пробираться через завесы перепутавшихся кабелей: видимо, не выдержали нагрузки кронштейны.

Несколько раз попались ступеньки сварных лестниц, ведущие вверх. Воронин внимательно осматривал их, подсвечивая фонариком. Все они заканчивались люком, запертые снизу на задвижку. Это могло пригодиться.

— Пап! А ведь по этим лестницам сюда могут пробраться шпионы, американцы. Ведь мы где-то под Лесным городком.

— Видишь, они закрыты снизу, да и сверху их не видно — дёрн, трава. Чужие здесь не ходят.

Ну, вот и пришли! Бетонные стены коридора и потолок были разрушены. Далее путь перекрывала земляная осыпь, наискосок плотной пробкой перекрывая коридор. Воронин остановился. Сбоку к нему прижался Гришка. Помолчали.

— Пап, но у нас есть лопата.

— Попробуем…

Воронин взобрался на осыпь и попробовал лопаткой откидывать землю. Но уже сантиметров через двадцать встретилась плотная, фиолетовая, похожая на резину, скользкая преграда. Лопата не могла взять ее даже на миллиметр.

— Ничего, Гриша, у нас с тобой не получится…

Гришка вдруг зарыдал в голос, завизжал, закричал:

— Ах ты, гадина, нас не пускаешь?! Ты нам всю жизнь испортила!

Он схватил топорик, взобрался на насыпь и стал бить в небольшое окошко, очищенное отцом. Внезапно откуда-то раздался глухой гул, а потом громкое шипение. Коридор начал заполняться фиолетовым светящимся туманом. Гришка выронил топорик и, недвижимый, сполз на пол.

О том, что было дальше, Воронин помнил только небольшими обрывками. Как схватил сына на руки и почти бегом бросился назад. Как им удалось добраться до ближайшей лестницы; как, в кровь обдирая пальцы, открыл задвижку люка; как, упираясь плечами, руками, головой, с хрустом в позвоночнике, откинул крышку, а затем, глотнув свежего воздуха, опустился снова вниз и вытащил сына, — обо всём этом Воронин вспоминал как в бреду. Почему-то вспоминалось потом, что, как только он убрал ноги подальше от люка, с грохотом рухнула крышка, закрыв черневшее отверстие лаза, и долго-долго дрожали ветки небольшой ёлочки, росшей рядом.

Очнулся он уже тогда, когда солнце стояло высоко. На коленях у него спал сын, спокойно посапывая.

Тут он услышал стук каблуков по бетонной дорожке и голос:

— Джеки, Джеки, сюда. О, Джеки!

У Воронина засвербило в носу, и он громко чихнул. Раздался громкий собачий лай, и между ёлочками и кустиками показался огромный пес, большими прыжками сокращая расстояние между ними, заметно уменьшавшееся каждый миг.

Кто-то завопил:

— Джеки, фу! Джеки, фу!

Воронин схватил сына, пригнулся к нему, закрывая собой. Он успел заметить, как пёс взвился в воздух в последнем прыжке. Но что-то остановило его на лету, скрутило узлом и швырнуло оземь. Тут на тропинке показалась женщина. Она остановилась, прижала руки к груди, побледнела, переводя округлившиеся глаза со своего Джеки на Воронина со спавшим у него на руках сыном. И вдруг завизжала. Воронин хотел сказать:

— Что визжишь, дура! Не видишь, что сын спит?

Но женщина развернулась и бросилась бежать. Джеки встал и медленно поплелся за ней, подволакивая задние лапы. За ним оставалась кровавая дорожка. А Гришка проснулся.

Сколько тревог и волнений навалилось на наших путников за каких-то пару часов, с тех пор, как они покинули церковь! Усталый мозг уже отказывался вмещать в себя все эти неприглядности и ужасы, царившие на улицах села. Андрей впал в мрачное состояние духа и шагал вперед молча, стиснув зубы; Игорь был готов то плакать, то смеяться и постоянно нёс какую-то ахинею, лишь бы не молчать, лишь бы нарушить разлившуюся в окрестностях тишину, которая комариным писком звенела в ушах. И только Горелов сохранял самообладание, понимая, что их миссия еще далека от завершения.

— Как там наши-то, в церкви? — тараторил Игорь, забегая вперед и преданно заглядывая в глаза учителю. — Не вернуться ли нам назад, как вы считаете, Виктор Александрович?

Учитель промолчал и только отрицательно мотнул головой.

— Ты что, Метис, сдрейфил? — одернул его Андрей.

— Ничего не сдрейфил!.. Просто устал маленько… Виктор Александрович, как ваша нога? Идти можете? — Он заметил усилившуюся хромоту Папы Карло и теперь хватался за нее, как за спасительный шанс.

— Не беспокойся, Игорёк, со мной все в порядке. Пойми, нам необходимо сегодня побывать в сельсовете и у военных, иначе потом может быть поздно. А насчет наших не переживай, Юра с Витей разберутся, что к чему.

После увещеваний учителя и друга Игорь прекратил приступы малодушия и взял себя в руки, по крайней мере, внешне.

Возле сельмага царило нездоровое оживление: замки сорваны, стёкла разбиты, все двери настежь. У центрального входа тарахтел и отравлял воздух сизыми выхлопами старенький ЗИЛ.

В его кузове беспорядочной грудой громоздились мешки, банки, коробки со всяческой снедью. Шофера за рулем не было, и у Андрея мелькнула шальная мысль.

— А не попробовать ли нам… Мы в школе автодело изучали. На практике я даже «пятерку» получил… Так что…

Но замыслам его пока не было суждено сбыться, поскольку из чрева магазина раздался лязг, грохот, скрежет, звон битого стекла и шум потасовки, и через мгновение на крыльцо выкатился ревущий, воющий, матюгающийся клубок, состоящий из двух колхозных мужичков.

— Васька, мать твою, убью, зараза!.. Цельный ящик водяры грохнул!.. Да за это я тебе!.. Я тебя!.. — орал один из них, отчаянно обрабатывая голову и плечи поверженного соперника пудовыми кулаками.