Александр Плонский - Будни и мечты профессора Плотникова

Плотников встал.

- В свое время я, к сожалению, действительно допустил беспринципность.

- Что вы имеете в виду?

- Отзыв научного руководителя на вашу диссертацию, Иванчик!

- Не пожалейте об этих словах, - сказал бывший аспирант и вышел из кабинета.

* * *

На этот раз не было ни кофе, ни коробки с шоколадными конфетами. Дверь в "будуар" слилась с панелями, словно ее вовсе не существовало. Ректор встретил Плотникова подчеркнуто официально. Не вышел, как бывало, навстречу, не провел под ручку по пушистому ковру до самого кресла, а лишь слегка приподнялся над столом и сделал неопределенный жест.

Последнее время в их отношениях наступило прогрессирующее похолодание. Алексей Федорович не терпел подхалимов, Игорь Валерьевич же их поощрял ("в интересах дела!"). Роль Плотникова в институтских делах неуклонно уменьшалась: число профессоров перевалило за дюжину. Будучи людьми пришлыми, в чужой монастырь со своим уставом они не совались, действия Уточкина поддерживали, не особенно вникая. Многие ветераны, в том числе прежние проректоры - по учебной и по научной работе, ушли, кто по возрасту, а кто по собственному желанию, остальные притихли. Теперь Плотников уже не сорвал бы аплодисменты своим выступлением...

На ведущие места в институте выходила "молодая поросль" - это выражение принадлежало Уточкину. С назначением новых проректоров он не спешил: их функции успешно совмещал Иванчик. Хотя был "и. о." исполняющим обязанности, никто не сомневался, что одно из проректорских кресел достанется ему.

А институт, казалось, процветал: по итогам последнего года он был награжден переходящим знаменем. Вручая знамя, заместитель министра похвалил ректора и сказал, что возбуждено ходатайство о его избрании членом-корреспондентом Академии наук.

Между тем атмосфера в институте стала тяжелой. "Черные шары" при тайном голосовании стали частым явлением. Начались склоки, пошли анонимные письма...

- Раньше такого не было, - оказал Плотников Уточкину, - что-то неладное в датском королевстве! Не слишком ли дорогой ценой платим мы за первое место?

- Занимайтесь вашей кафедрой, уважаемый профессор! - резко ответил ректор.

На ближайшем заседании совета он не преминул упомянуть о "некоторых заслуженных профессорах" (множественное число было явно излишним), внесших весомый вклад в дело развития института, но в силу возраста уже неспособных воспринимать новые веяния.

- Что касается меня, - добавил Уточкин, - то сразу же после шестидесяти я уступлю свое место молодому, энергичному руководителю.

Полгода не был Алексей Федорович в ректорском кабинете, и вот неожиданное приглашение.

- Ознакомьтесь с этим документом, - протянул Игорь Валерьевич исписанный знакомым почерком листок.

Плотников достал очки, медленно протер их, словно оттягивая неприятный момент, надел, поднес листок к глазам.

"Ректору института д. т. н., проф. Уточкину И. В. и. о. проректора к. т. н. Иванчика Е. Я. докладная записка..."

"Е. Я... Евгения Яковлевича..." - машинально подумал Плотников, как будто впервые узнал, что у Иванчика есть имя и отчество: обычно все, и сам профессор тоже, называли его по фамилии, имя же у него, казалось, отсутствовало с рождения.

"...Сообщаю о недостойном поведении проф. Плотникова А. Ф. Так, он позволяет себе в присутствии посторонних критиковать действия руководителей института... Демонстративно не подал мне руки, чем нанес ущерб авторитету проректора... Пытался уберечь от заслуженного наказания злостного спекулянта Козлова... Систематически нарушает финансовую дисциплину, перерасходуя смету отраслевой лаборатории... Публично излагает и пропагандирует философские концепции, не нашедшие... Дискредитирует звание профессора сочинительством рассказов... Использует аспирантов в личных целях... По некоторым данным, находился в связи с бывшей студенткой Кравченко...

Не могу оставаться безучастным свидетелем того, как мой недавний учитель теряет уважение коллектива. Спасти его может только ваше срочное вмешательство. Прошу принять в отношении проф. Плотникова А. Ф. самые строгие меры".

Листок выпал из ослабевших пальцев и спарашютировал на пушистый ковер.

- Что с вами, Алексей Федорович? Вам плохо? Да как же так! Нина Викторовна, вызывайте "скорую"!

* * *

...Вечерело. Алексей Федорович и Дарвиш дремали на заднем сиденье "Волги". Вдруг водитель Джерол закричал:

- Смотрите, что это?

Прямо перед ними слева направо над горизонтом плавно двигался вертикальный эллипс, словно оттиснутый серебром на сумеречном небе.

"Летучий голландец..." - прошептал Плотников.

Внезапно эллипс изменил направление и начал быстро приближаться.

- Что это?! - еще раз крикнул Джерол.

"Летучий голландец" завис над замершей у обрыва "Волгой". Плотников ясно различал цепочку иллюминаторов ("Совсем как на судне", - подумал он). Открылся люк, несколько серебристых фигур соскользнули на землю.

- Вы гуманоиды? - спросил Плотников, с трудом шевеля онемевшими губами.

- Мы люди, обыкновенные люди, - ответили ему. - Как бы вам объяснить...

- Неужели из будущего? - догадался Алексей Федорович. - Но этого не может быть! Нарушается закон причинности!

- Да, в обычном понимании.

- А разве понимание может быть необычным?

- Может. Если бы вы знали о гармониках времени...

- Подождите... Я уже от кого-то слышал об этом... Неужели "перпетуум-мобиле"? Да, вспомнил, именно Стрельцов...

- Вы встречались с великим Стрельцовым? - воскликнул один из пришельцев. - И каков он?

- Ничем не примечательный паренек с пухлым портфелем... Корову через "ять" писал.

- Ничем не примечательный? Корову через "ять"? Что за чертовщина!

- Поистине, большое видится на расстоянии! Простите, ваше имя? обратился второй пришелец к профессору.

- Плотников Алексей Федорович.

- Плотников... Нет, к сожалению, ничего о вас не слышали...