Дмитрий Шмелев - Темпус

Кузнец, пораженный открывшейся картиной, застыл на месте. Посреди комнаты, плавно вращаясь в воздухе, зависло два продолговатых бруска угольно-бордового цвета. Создать их оказалось на удивление просто — все тот же огнешар, только погорячее. Лавовый брусок — назовем это так [23] Для сравнения: Температура в момент появления пламени (воспламенения твердых материалов) — от 300 градусов. Температура горения дерева (напр. Спички) — 700–900 градусов. Температура лавы — от 500 до 1200 градусов. Следовательно, температура огненного шара — в тех же пределах, лавового — немногим выше . Помучаться пришлось лишь с размерами — больно уж необычной была форма.

Сосредоточившись, я принялся плавно наращивать температурный режим. С каждой секундой становилось труднее — как ни крути, но я не огненный элементаль. Даже с расстояния в добрую дюжину метров ощущалась волна жара, исходящая от брусков. По субъективным ощущениям, температура внутри зашкаливала за полторы тысячи градусов — по крайней мере кусок железяки, положенный щупом на их поверхность, быстро расплавился. Пришлось спешно подтаскивать щупом бочку с водой — не дай бог, загорится вдруг что. Также вскоре пришлось устраивать охлаждение — слабыми "порывами ветра" пытаться создать центробежную силу, удерживающую в себе жар. Слабовато, но получилось.

Шер-лак сдался двадцать минут спустя, когда я, пыхтя от напряжения, прибавил еще пару сотен градусов. Сферрум — четверть часа спустя после него, примерно на двух тысячах с хвостиком [24] Температура плавления железа — от 1539 градусов, платины — 1772, корунда (другие названия — сапфир или рубин, один из самых прочных материалов после алмазов) — от 2050 . Вне себя от радости, я прислушался к ощущениям: внутри брусков что-то явственно булькало. Да! Получилось!

Хозяин кузни, до этого стоявший каменной глыбой, шепотом выругался и скинул с себя фартук. Правильно — как в парилке сидим. Однако, это еще не конец! Высунув язык от усердия, я принялся усиленно вращать брус, уподобляя его лотерейному барабану. Кручу-верчу — перемешать хочу! Этакий магический миксер. Сначала в одну сторону, затем — в другую.

Вспомнив пару приемов барменов, я радостно захихикал и в такт мыслям тут же попытался воплотить это в жизнь. Дварф икнул и попятился, с опаской наблюдая за раскаленными брусками, мотающимися туда-сюда. Джин-тоник, пожалуйста! Взболтать — но не смешивать. Перехватив формы поудобнее (щупами, разумеется), я принялся бешено их трясти, то и дело переворачивая. Больше диффузии, мать ее! БОЛЬШЕ!

Парой минут спустя что-то подсказало: хватит, почти готово. Теперь — следующий шаг: Великое и Мгновенное охлаждение. Местные маги умеют работать со стихией воды, совмещая ее с холодом — это я знаю наверняка. Противоположности, первородные элементы и все такое. Можно огненный шар колдануть, а можно — ледяную сосульку. Просто до безобразия — и ребенок справится.

Я, конечно, в магии потупее иного школьника, но все же… Даже думать особо не надо — берем, да плюс меняем на минус. Были бруски раскаленные — станут заледеневшие. Колдовал нагрев — буду колдовать охлаждение. Причем, стиснув зубы, ускоренно — чтобы началось резкое и мгновенное замерзание.

Оставив бруски в подвешенном состоянии, я принялся подготавливать рабочее место. Кусок воздуха в метре от них начал медленно изменяться , корежа окружающее пространство. Плюс и минус, вода и огонь, тепло и холод. Вечная вражда, вечная борьба. Температура в кузне мгновенно упала — ни о какой парилке уже и речи не шло. Повеяло прохладой, заставив поежиться.

Формы с мечами начали глухо потрескивать, намекая на недовольство подобным соседством. На лбу проступили капельки пота: на этот раз было намного сложнее. Упрямо стиснув зубы, я продолжил понижение градусов. Наконец, когда руки начало потряхивать от натуги, получилось. Кусок воздуха "плыл", колыхаясь маревом, словно от палящего летнего солнца, но… со знаком наоборот. Что-то наподобие космоса: ни кислорода, ни атмосферы — лишь вечная мерзлота.

Затаив дыхание, я резко сунул бруски в кусок ледяного пространства. Раздалось оглушительное шипение, и всю комнату заволокло паром. Дварф, секундой назад осторожно приблизившийся, испуганно отпрыгнул назад и тут же закашлялся. Мигом спустя последовал его примеру и я — воздух стал отвратительно удушающим. Кр-ретин. Пришлось в срочном порядке создавать пару "порывов ветра" — но не спасло. Пар валил, и не думая прекращаться. Пятясь задом вслепую, мы начали отступать поближе к двери. С каждым шагом бруски удалялись все дальше, и удерживать их становилось сложнее. У самого выхода я продолжал охлаждение на последнем дыхании, вкладывая все свои силы. Ощущения были такие, словно пытаешься сделать снеговика. Большого. Метра под три высотой. И ком, что ты катишь перед собой, весит как три или четыре тебя. А еще — ты катишь его в горку, наверх, рискуя в любой момент подскользнуться.

Спасение пришло лишь на последней секунде — тогда, когда показалось что я вот-вот сдохну. Звук, волной прокатившись по кузне, оповестил о конце охлаждения. Сначала — "Хрусь" или "Тресь" — с таким звуком ломаются кубики льда, помещенные в горячую воду. Затем — "Дзынь" или "Трень" — как когда бьется хрусталь и взрываются лампочки в люстре. И, наконец, "Бдумс" — как когда что-то массивное падает на пол. Напряжение резко исчезло, словно с плеч свалилась гора.

— Получилось. — прошептал я, расплываясь в идиотской улыбке от уха до уха. И упал. Лицом в пол. Без сознания.

— Вж-ж — вш-ш, вж-ж — вш-ш.

Боги, какой же противный звук. Поспать мне кажется не дадут.

— Вжж-ж, вшш-ш. Вж-ж.

Пронзительно еще так, с обреченностью… Так узники в камере смертников пилят решетку, зная, что не успеют к моменту казни. Или туристы пилят какой-нибудь баобаб — маленькой, карманной игрушечной пилочкой.

Я натянул одеялко повыше и перевернулся на другой бок. Спа-атки.

— ВЖЖ-ВШШ-Ш. — с удвоенной громкостью резануло по мозгу.

Урроды. Как же не хочется просыпаться… С трудом приоткрыв глазки, я осоловело ими захлопал. Закопченный потолок, хм. Куда меня занесло в этот раз? Привлекая внимание, мимо грузно протопал какой-то грузчик и уселся неподалеку. Гипертрофированные мышцы, всклокоченная борода, печаль и тоска на дне глаз.

— Не пилится. — сказал он. — Совсем.

Я сочувственно кивнул, щипая себя за ляжку и болезненно ойкая. Не снится. Все мышцы гудели, словно после длительной тренировки. Огляделся более внимательно: лежу на полу, на затертом матрасе. Под головой какой-то кулек, накрыт чьим-то плащом. Вокруг — стойки с железками, да печь вдалеке. Вывод: я спал посреди… кузни?!