Дмитрий Володихин - «Если», 2008 № 11

Он пожимает плечами.

— Начальный уровень. Мне пришлось пройти вступительный тест. У меня недостаточно образования, чтобы стать экспертом, но я умный, и у меня есть желание работать. — Он словно цитирует какую-то инструкцию.

— Как они вас нашли?

Он шаркает, мнется и лишь потом выдавливает:

— Я сам их нашел.

— Как? — Мне болезненно интересно. Я даже испытываю облегчение, что отыскала хотя бы кого-то, с кем поделиться.

— Пользовался слухами. Чаще всего от бездомного, который торчит у здания факультета психологии. Помните? «Брось мелочь, мой добрый, добрый друг. Благослови Боже твои дни». — Подражает он великолепно, уловив хрипловатый тембр бродяги. — Только теперь бедолага не просит денег, просто стоит и бормочет. Нужно подойти совсем близко, и тогда услышишь, что он знает выход, что может связать тебя с кем надо, что альтернатива есть.

— Альтернатива?

Грегори наконец садится на стул и вытаскивает потрепанный лабораторный блокнот, который раскрывает у меня на столе.

— Смотрите, вот графики. Число попыток самоубийства в месяцы до прибытия инопланетян, число попыток самоубийства после. Видите спад? Это статистически значимо.

— Но уровень смертности в результате самоубийства нисколько не упал.

— Мы говорим о попытках, о случаях с явной неудачей. Инопланетяне охотятся за теми, кто хочет сделать красивый жест, но не умереть.

— Ага…

— Да. Начальный курс психологии! — Он тычет пальцем себе в грудь, умудряясь выглядеть одновременно робким и самодовольным. Потом переворачивает страницу, на следующей расчеты теснятся так плотно, что я не могу разом их охватить. — А теперь взгляните сюда. Я установил, что исчезновения слишком уж хорошо скоординированы, чтобы проделать это иначе, нежели с помощью какого-то мгновенного лучевого устройства, как в «Стар Треке», например. Чтобы переместить миллион тел, нужна уйма времени. Не у каждой страны, штата или города есть полная статистика, сколько человек у них пропало. В конце концов, миллион — приблизительная цифра, экстраполированное среднее, и в отчетах налицо катастрофические расхождения… Поэтому удобства ради я исходил из миллиона. Так вот, люди исчезали ночью. Между полуночью и шестью утра по местному времени, в различных временных зонах это было по-разному. Инопланетяне работают в соответствии с вращением Земли. Размах…

— Хорошо, поняла. Но что все это значит?

— Это значит, что они перемещали около семисот человек в минуту. — Он так и брызжет энтузиазмом. — Если они проделали все за двадцать четыре часа. Но я думаю, это происходило на протяжении нескольких дней, а не одних суток. Выходит, меньше ста человек в минуту, поэтому я прикинул, что это, наверное, их максимальные мощности. Все это я объяснил тому бездомному, а он промолчал, но среди ночи мне позвонили!

Я задумчиво киваю, не зная, как реагировать.

— У них эффективная администрация, — продолжает Грегори.

— Вполне понимаю. Вскоре я стану младшим экспертом-оценщиком в Консульстве охраны культуры завоеванных народов.

Грегори хмурится.

— А чем занимается Консульство охраны культуры завоеванных народов?

— Грабит и расхищает, — говорю я гораздо легкомысленнее, чем следовало бы.

Седьмого июля лунное затмение будет видно на большей части территории Австралии и обеих Америк, и инопланетяне займут более двух тысяч акров пустыни Сахара под строительство космопорта.

Июль я употреблю на прощание с моей жизнью на Земле.

Мы с Джимом встречаемся в последний раз, чтобы поделить домашний скарб. Когда я отказываюсь забрать большую его часть, Джим резко бросает:

— Перестань разыгрывать мученицу, Эль.

Это обвинение нарушает хрупкое равновесие. Я швыряю тостер о стол, от которого он отскакивает, как баскетбольный мяч, и разламывается на три части.

— Не обвиняй меня в мученичестве и не зови меня «Эль». «Эль» меня зовут только те, кто любит.

Джим в испуге смотрит на меня. Мы никогда не проявляли жестокости друг к другу. Но, собравшись с силами, он отвечает:

— Господи Боже! Тебе не нужен хрусталь? Ты же любишь хрусталь. Слезай со своего креста и забери чертов хрусталь!

— Я любила хрусталь, потому что это был наш хрусталь. А просто хрусталь я не люблю настолько, чтобы хранить тридцать лет, на которые рассчитан контракт с моими инопланетными хозяевами.

— Кем?

Я задумываюсь, не объяснить ли ему все, но в итоге улыбаюсь, оборачивая все в шутку:

— Забирай хрусталь. Возможно, Шелби он понравится, потому что она сможет делать вид, будто и его тоже у меня украла.

Я знаю, что это не так, но Шелби я ничего не должна.

Повернувшись спиной к Джиму и семейной сцене, я уезжаю в старый дом мамы. Там я провожу на озере долгий роскошный июль. Вечерами я сижу на веранде, давая прохладному ветерку смягчать солнечные ожоги, глядя, как полосами гаснут в летнем небе закатные краски. Я стараюсь не верить, что это в последний раз.

Двадцать второго июля состоится полное солнечное затмение, видимое в стране моих предков. С озера его не заметно.

Четырнадцатого августа Юпитер будет в противостоянии к Земле, и я позволю инопланетянам копаться в моем теле.

Точнее, это сделают не сами инопланетяне, а их техники-люди.

В моей палате больницы при космопорте будет еще около десяти человек, и мы станем шутить о том, как инопланетяне перестраивают нас, чтобы мы были лучше, быстрее, сильнее. Но нам не пришивают бионических ног, не вставляют бионических глаз, просто вживляют в туловища биомеханические чипы, чтобы знать, где мы находимся, биомеханические порты в руки, чтобы мы могли эффективно взаимодействовать с новыми цифровыми наладонниками. Плюс полная генная терапия, чтобы продлить жизнь. У всех нас тридцатилетние контракты с гарантированной пенсией на шестьдесят лет. Поскольку мне за сорок, звучит привлекательно.

— Неужели сработает? — спрашивает доктора Эдгарса моя соседка Тина, пока мы сидим бок о бок в лаборатории. — Я проживу еще девяносто лет? Без всяких болезней?

Тина бросает на меня многозначительный взгляд, проверяя, слушаю ли я. О страховке здравоохранения мы говорим каждый вечер перед сном, с тех пор как приехали в космопорт.

— Вы не умрете от старости. Не умрете от генетических заболеваний, — отвечает доктор Эдгаре. — Смерть при исполнении служебных обязанностей… трудно сказать. Оживление принудительно на весь срок контракта, но когда выйдете на пенсию, сами будете решать.

— Принудительное оживление?

— Попытаться мы должны. Лично я сомневаюсь, что даже инопланетяне способны воскресить человека, которого разнесло в клочья.

— А насколько часто археологов «Синдиката» разрывает при исполнении? — спрашиваю я.