Андрей Попов - Обманутые сумасшествием

– Вот черт… — он потряс Айранта за плечо и показал пальцем на стенку.

Там, в компьютерном мире мнимых вещей и идей, на полу ресторана лежал… нет, не предмет. Валялась отрубленная кисть человеческой руки. Официант ходил мимо нее, не замечая или делая вид, что не замечает. «Посетителей», впрочем, это ни малость не смущало, они продолжали увлекаться содержимым своих столов. И вся созданная романтика от этого выглядела невероятно зловещей.

– Кукольный Театр! Он уже здесь! — Кьюнг плюнул куда-то в сторону, целясь при этом в морду своей судьбе.

– Какая-то сволочь ввела в программу компьютера эту чертовщину! — Айрант зло выругался и тут же добавил: — Но ведь это мог быть только Фастер! Никто из нас не смог бы создать такую искусную графику! Погляди: рука как настоящая! Пусть только попробует утверждать, что в наш компьютер залезли души умерших — я его придушу!

– Фастер… — подозрительно повторил капитан.

– Где этот ублюдок?! Сколько его еще можно ждать?!

– Фабиан, сходи-ка за ним… Постой, я сам схожу. — И Кьюнг покинул таверну.

Каюта Фастера была до сих пор заперта. Факт настораживающий. Он позвонил. Затем постучал… Еще раз и погромче. Попытался вызвать его по связи, но ответа не дождался. Нехорошее, муторное предчувствие неизвестно чего всколыхнуло сердце в учащенном ритме, в душе вновь завертелись каменные жернова, трущиеся друг о друга. Так всегда бывало когда возникала опасность, когда вселялся страх, когда подсознание чувствовало присутствие… смерти?

Капитан разблокировал замок и открыл дверь…

Поначалу казалось, он еще спит, но это обманчивое впечатление длилось лишь долю секунды. Кьюнг схватился за грудную клетку — изнутри что-то болезненно кольнуло. Словно удавка обвила шею, сдерживая дыхание. Мир в глазах, подобно сну, начал меркнуть… Ведь еще вчера вечером они непринужденно разговаривали… Он был бодр… иногда шутил, что для него редкость… работал как вол, а сейчас…

Даже после вакханалий Кукольного Театра картина выглядела уничтожающей. Фастер лежал залитый кровью. В него было воткнуто восемь ножей: два по самую рукоять торчали из глаз, еще два были загнаны в уши, один пересекал горло, а три распустившимся веером выходили из области сердца.

Похоже, здесь поработал отъявленный садист.

Гонимый бешенством и отчаянием, Кьюнг залетел обратно в таверну. Взревев как зверь, он перевернул стол с едой. Потом схватил кофейник и что есть силы швырнул его в одну из стен. Экран разбился, и виртуальное море погасло, оставив после себя мертвую темноту, будто открывая окно на планету.

– Он мертв? — спросил Айрант, который сразу все понял.

– Если его убивали, то почему он не вызвал нас по связи?!

– Значит, спал…

– Дверь была на замке! Замок мог разблокировать только один из нас!

– Пойдем-ка глянем! — бортмех сорвался с места и побежал к каюте Фастера.

Тут было произведено новое открытие, вносящее еще больше неясности в неясность уже существующую. На каждом из восьми ножей имелась знакомая надпись: «АСТОРИЯ».

– Еще раз обыскать весь звездолет!! — рявкнул Кьюнг. Стены вздрогнули и эхом отразили его приказ по лабиринту переходных салонов. — Уж восемь ножей с другого корабля не могли попасть сюда по счастливой случайности!

Озверевшие от бешенства, растерянные от недоумения, они вновь принялись переворачивать отсек за отсеком, надеясь отыскать хоть какие-то следы неуловимого убийцы — все тщетно… «Гермес» был чуть ли не вывернут наизнанку: каждый уголок, каждая подозрительная тень, все емкости, контейнеры, и то, что лишь напоминало собой емкости или контейнеры, также шкафы, полки, межъярусные переходы — все подряд было подвергнуто тщательному осмотру. Бесполезно.

– Если он бродит где-то около звездолета, а по ночам каким-то образом умудряется проникнуть внутрь? — предположил капитан, обретая потихоньку способность здраво рассуждать. — Как можно его вычислить? Поискать снаружи?

– В галактической темноте? — бортмех махнул рукой. Ясно, что затея бессмысленная.

– Тогда подстроить ловушку! Выследить его ночью, когда он будет находиться здесь… Надо же что-то делать!

– У нас огнестрельное оружие! А придурок Фастер от него отказался! Сейчас был бы жив!

– Что ты предлагаешь?

Айрант неспеша поставил на место опрокинутый стол, уперся в него обоими кулаками и пристально взглянул на капитана. Он был взведен до крайности. В подобных случаях его огненно-рыжая шевелюра, казалось, полыхала в лучах неонового света, маленькие глазенки на непомерно широком лице начинали сверкать от ярости. Сейчас он обязательно что-нибудь заорет: просто по-иному стресс снимать он не умел… Но нет. Последующую реплику бортмех произнес совершенно спокойным голосом с грамотной отчеканенной дикцией:

– Послушай меня, навигатор звездного корабля «Алые паруса галактики». Может, хватит строить из себя героев? Они только в сказках бывают. Я предлагаю самое разумное решение: сматываться отсюда куда-нибудь подальше, хоть к чертям в ад, хоть к сволочам в рай, лишь бы подальше от этого гиблого места. Вот такое мое мнение. Изложить в письменном виде?

Кьюнг изменился в лице. В нем проснулось прежнее человеческое достоинство, прогоняющее страх и растерянность. Его профессиональная гордость была снова задета и восставала против собственного уничижения.

– Ну уж нет… За исход похоронной компании перед Центром отвечаю я, а не ты. Ты даже не можешь вообразить себе, что предлагаешь. Допустим, вернулись мы на Землю, меня, разумеется, спрашивают: почему работа на планете не закончена? Что я им отвечу?.. А главное: что обо мне потом будут говорить?.. Капитан Нилтон трусливо бежал с Флинтронны потому что испугался темноты и покойников! Этого никто не услышит! Никто!

– Расскажи им все как есть! Давай пошлем подпространственный радиосигнал и подождем ответ!

– Не будь идиотом! Думаешь, кто-то поверит тому бреду, что здесь творится? Как трупы сами ходят в туалет, слоняются по ночам, мешают спать, играют в карты от безделья. Нас просто засмеют! А за глаза будут говорить, что мы сами перерезали друг друга!

Айрант замолчал. Надолго. Его разум подсказывал, что капитан прав, душа же стремилась, просто рвалась покинуть этот безумный мир и навсегда вычеркнуть его из своей памяти. Разбушевавшиеся чувства пытались спорить с доводами рассудка. Извечная борьба духа и плоти, никогда ничем не оканчивающаяся, лишь одно одерживает временную победу над другим. От внутренней сумятицы, казалось, и снаружи происходил такой же сумбурный, беспричинный, совершенно непоследовательный, алогичный круговорот событий. Внутренний и внешний мир, зеркально отражая друг друга, словно через кривые линзы, уродовали до неузнаваемости некогда нормальный и закономерный ход вещей.