Андрей Попов - Сломанная вселенная

– Придумаем!

Тот резко вскочил, потряс головой и скороговоркой произнес:

– Что?! Что-нибудь случилось?!

– Успокойся. Пока все остается на своих местах. А главное — на месте твоя великолепная башня. Никто ее, как видишь, не украл, да и я не собираюсь.

– А, это ты, Свалившийся с облаков… Знаешь, мне снился странный сон.

– Про то, как ты смотришь с высоты Верхней Бесконечности и не можешь разобрать — куда же подевалась земля?

Придумаем как-то кисло ухмыльнулся. Шутка ему не показалась из категории остроумных и была воспринята скорее как издевка.

– Нет, во сне я видел тебя… Ты что-то говорил-говорил, доказывал, а мы все слушали. — Хозяин башни еле шевелил губами, и создавалось впечатление, что он нехотя выдавливает из себя эти слова. Его взоры рассеянно шарили по сторонам. — Не помню уже, что ты там рассказывал, но у нас на душе было очень неспокойно.

Максим даже побледнел. Неужто сон пророческий? Придумаем словно предугадывал его личные опасения, а может… черт его разберет. Вообще, сегодня какой-то встревоженный день, причем, встревоженный не внешними обстоятельствами, а внутренним беспокойством, что ли. Если бы у дня имелась своя душа, она бы сейчас стенала в нехорошем предчувствии непонятно чего.

– Короче, я пришел тебе кое-что сказать. Ты можешь на некоторое время отложить свою увлекательную стройку?

– Почему бы и нет? Была б на то весомая причина.

– Если я тебя просто об этом попрошу? Причина достаточно весомая?

– Ну… хорошо. А в чем дело-то?

– Приходи вечером к замку принцессы.

Вот тут случилось нечто неожиданное. Придумаем почему-то вздрогнул, точно напуганный страшной новостью. Его губы чуть слышно шевелились: «замок… конечно же, замок…» .

– Какая-то проблема?

– Нет-нет. Я приду.

– Ты ведь знаешь, где живет поэт Алан? Позови его тоже.

Краем глаза Максим заметил, что башня уже выросла настолько, что стало жутковато глядеть вниз. Облака стелились почти по самой земле. Отдельные деревья вообще стало не различить — лишь сплошная зеленая масса, изрезанная, словно венами, извилинами рек. И жуткая тишина вокруг… Звуки на такой высоте делались мертвыми. Даже голос — голос, и тот звучал как-то неестественно, стал похожим на собственное эхо. Совсем уж непонятно по какой причине хозяин башни вяло произнес:

– Алан, наверняка, великий стихотворец. Все, что ты скажешь, он обратит в прекрасную рифму.

– Но это ничего не изменит…

Придумаем широко открыл свой верхний глаз и буквально прожег Максима пронзительным долгим взглядом, что тот даже почувствовал физическое воздействие этого взгляда.

– Послушай, Максим, ты сегодня какой-то не такой. У тебя что, плохое настроение?

Последовал тяжелый вздох, неопределенное молчание, потом запоздалый ответ:

– Вы тоже сегодня все не такие. А впрочем… не бери в голову. Все нормально. Нет, на самом деле — нормально все. Мы ведь в царстве Вечного Добра! Здесь все просто обязаны быть счастливыми. Положительные значения осей Х и Y даруют нам свои положительные эмоции! Разве господин Философ не говорил тебе нечто подобное?

Он уже собрался уходить, но Придумаем положил свою ладонь ему на плечо.

– Знаешь, что мне еще снилось?

– Ну!

– Мы с тобой скоро станем врагами.

Обреченные на «вечное счастье» оба вздрогнули и посмотрели друг другу в глаза. Это было уже слишком! Честное слово. Максим отшатнулся, точно выскользнувшие нечаянно слова обожгли его.

– Бред! Выкинь это из головы! — и стал спешно спускаться вниз.

Ему не дано было услышать ту странную фразу, которую Придумаем шептал себе под нос: «черное солнце… черное солнце… абсолютно черное…» .

Темнота и сырость башни, ее природный микроклимат, были уже позади. Максим купался в океане зелени и свежего воздуха, направляясь к пещере Философа. Он вдруг вспомнил, как приходил сюда в самый первый раз. Какой святой трепет, какое благоговение, какое благотворение научной мысли испытывала его душа при одном только виде аскетического жилища великого подвижника. С каким вниманием он ловил каждое слово этого неземного старца. А что же сейчас?.. Ни трепета, ни благоговения — ничего! Просто пустота.

Вот и появились прибрежные скалы. Едва Максим поднялся по лестнице и хотел уже постучать, как изнутри пещеры, словно из чрева, донесся приглушенный голос:

– Максим, я приду сегодня вечером к замку. А сейчас, извини, мне некогда.

Раньше причиной такого гостеприимства могла в действительности показаться чрезмерная занятость и даже собственная назойливость. Сейчас же в этих словах сквозила надменность и пренебрежение. Интеллектуальному центру Мироздания «некогда». Впрочем, он нисколько не обиделся. Чувства, засевшие в его душе, были куда глобальнее каких-то там мелочных обид. Максим покорно ушел и долго бродил вдоль берега реки, разглядывая ее неспокойные волны, вырисовывающие на воде замысловатые письмена. Где-то высоко над головой кружила стая горластых птиц, наполняя Мироздание недостающей симфонией звуков. Только увы, партии в этой симфонии что-то явно фальшивили. Пернатые солисты, соревнуясь друг с другом в красноречии, были так увлечены собственным исполнением и так невнимательны к общей гармонии хора, что небесная мелодия казалось просто нагромождением режущих аккордов, беспорядочных выкриков, писков и низкочастотных воркований — целый океан бессмысленных звуков, льющихся сверху подобно дождю. Максима некоторое время это забавляло. Он следил за поднебесной процессией, привязав ее к себе любопытствующим взором. Куда направлялись птицы, туда же, словно подергиваемые за невидимые ниточки, поворачивались его глаза.

Затем одна из птиц, видимо — их вожак, резко отделилась от стаи и свернула в сторону Смешанного царства. Остальные растянувшимся косяком, напоминающим длинный изогнутый клинок, ринулись следом.

Максим открыл было рот, желая что-то сказать, но так и промолчал, сочтя довольным тот факт, что мысль возникла в его голове. Облечешь ее в форму звука — что от этого изменится?

Добравшись до парома, он подошел к электростанции, зачерпнул ладонью жидкое электричество и что есть силы подбросил его в воздух. В небе все засверкало и засветилось. Но даже от этого великолепного зрелища веселей на душе все равно не стало. Когда уже сидели на пароме и плыли к противоположному берегу, Лодочник что-то излишне разговорился. Наверное, довело одиночество. Его деревянные губы постоянно шевелились, рождая добродушные реплики.

– Всем нам известно, Максим, что ты единственный, кому удалось добыть ответы на эти загадки, которые являлись преткновением для многих наших мудрецов. И все мы с нетерпением ожидаем, когда же будет разрешена тайна третьей загадки… — Тут он замолчал, рассеянно глядя в неопределенность, и потом, словно очнувшись, продолжил свою мысль: — Ведь я знал принцессу Витинию, когда она была еще совсем маленькой. Она частенько гуляла возле реки, любила ухаживать за живущими там зверьками, срывала цветы и строила из них разноцветные домики. У нее было очень доброе сердце. Я также лично был знаком с ее родителями — королем Эдвингом и королевой Розаурой. Никто не видел, куда они делись. Никто не знает, как возник этот замок и каким образом малолетняя Витиния оказалась в его владениях. Говорят, во всем замешан мифический волшебник Тиотан, которого я лично ни разу не видел, более того — не знаю никого, кто бы утверждал, что знаком с ним. Имелись, правда, предположения, рожденные из слухов, что Тиотан, прежде чем покинуть наше царство, стер у всех память о своем пребывании здесь. Из таких же слухов, в общем-то, и произошла вся эта легенда. Так как у нас нет ничего иного, никакой другой версии, то приходится верить ей.