Клиффорд Саймак - Прелесть

Уэйд кивнул.

— Вы хотите, чтобы Смит умер? Без одеяла у него нет ни малейшего шанса выкарабкаться. Одеяло вылечит его, накормит, согреет…

— Вот еще одна причина, по которой нам следует как можно скорее договориться между собой.

— Ваше условие — чтобы мы оставили в покое деревья?

— Совершенно верно.

— Нет, не пойдет, — прошептал Макензи.

— Когда передумаете, позовите меня, — сказал Уэйд. — Я буду держаться поблизости. — С этими словами он спрыгнул на землю.

Смит отчаянно нуждался в тепле и пище. За час, который прошел с той поры, как его лишили одеяла, он очнулся и у него началась жестокая лихорадка. Макензи сидел на корточках рядом с ним и старался хоть как-то облегчить страдания товарища. Стоило ему подумать о том, что ждет их впереди, как его захлестывала волна ужаса.

В вездеходе не было ни продовольствия, ни средств обогрева, ибо ни в том ни в другом не возникало необходимости, пока люди имели при себе живые одеяла. Но теперь одеяла неизвестно где! Макензи отыскал аптечку первой помощи, перерыл ее снизу доверху, но не обнаружил ничего такого, что могло бы помочь Смиту: ни обезболивающих, ни жаропонижающих. И в самом деле, зачем нужны таблетки, когда их с успехом заменяют живые одеяла? Что касается тепла, можно было бы использовать атомный двигатель машины, однако мерзавец Уэйд снял механизм запуска. Между тем снаружи сгущались сумерки; значит, вот-вот похолодает, а для человека в положении Смита холод означает смерть.

«Если бы я только мог найти Нелли», — подумалось Макензи. Он попытался разыскать ее, пробежал около мили по краю Чаши, но никого не встретил, а отойти дальше от вездехода не отважился из-за страха за Смита.

Смит что-то пробормотал. Макензи нагнулся к нему, надеясь разобрать слова, но надежда оказалась тщетной. Тогда он встал и направился к люку. Перво-наперво необходимо тепло, затем пища. Тепло, тепло — что ж, открытый огонь не лучший способ согреться, но когда все прочие недоступны…

Впереди замаячил прицеп с музыкальным деревом, повернутым корнями к небесам. Макензи сломал несколько сухих веток, решив, что они пойдут на растопку, А вообще придется разводить костер из сырой древесины. Ничего, до завтра как-нибудь протянем, а там, глядишь, подвернется побольше сухостоя.

Музыкальные деревья в Чаше настраивались на вечерний концерт.

Вернувшись в машину, Макензи достал нож, аккуратно расщепил сухие ветки, сложил их на полу и щелкнул зажигалкой. Неожиданно в проеме люка, словно привлеченная язычком пламени, возникла крохотная фигурка. Макензи ошарашенно уставился на незваного гостя, забыв поднести зажигалку к хворосту.

— Что ты делаешь? — проникла в его сознание возбужденная мысль Делберта.

— Разжигаю костер.

— Что такое костер?

— Это… А ты разве не знаешь?

— Нет.

— В костре горит огонь, — пояснил Макензи. — Происходит химическая реакция, которая уничтожает материю и высвобождает энергию в виде тепла.

— А из чего ты разводишь костер? — Делберт прищурился, глядя на зажигалку.

— Из веток.

Глаза Делберта расширились, в мыслях промелькнула тревога.

— Веток с дерева?

— Ну да. Мне нужна была древесина. Она горит и дает тепло.

— С какого дерева?

— С того… — начал было Макензи и запнулся на полуслове, Внезапно до него дошло! Он убрал палец с зажигалки, и огонек погас.

— Это мое дерево! — крикнул Делберт; его душили страх и злоба. — Ты разводишь костер из моего дерева!

Макензи промолчал.

— Когда ты сожжешь его, оно погибнет! — не успокаивался Делберт. — Верно? Оно погибнет?

Макензи кивнул.

— Зачем тебе убивать его? — воскликнул Делберт.

— Мне нужно тепло, — повторил Макензи. — Без тепла мой друг умрет. Костер — единственный способ получить тепло.

— Дерево мое!

— Какая мне разница! — пожал плечами Макензи. — Без тепла нам не обойтись, и я его добуду. — Он вновь щелкнул зажигалкой.

— Но я ведь не сделал тебе ничего плохого, — взвыл Делберт, раскачиваясь взад-вперед в проеме люка. — Я твой друг, я никогда не замышлял тебе зла.

— Да ну? — хмыкнул Макензи.

— Правда, правда, — уверил Делберт.

— А как насчет вашего плана? — справился Макензи. — Или не ты пробовал обмануть меня?

— Я тут ни при чем, — простонал Делберт. — Мы, деревья, не виноваты. Все придумал Энциклопедия!

— Вы про меня? — осведомилась обрисовавшаяся снаружи тень.

Энциклопедия вернулся. Он высокомерно отпихнул Делберта и очутился в салоне вездехода.

— Я видел Уэйда, — сказал он.

— И потому решил, что здесь безопаснее, — фыркнул Макензи, испепеляя его взглядом.

— Разумеется, — невозмутимо подтвердил Энциклопедия. — Ваша формула силы утратила всякий смысл. Вы не можете применить ее.

Макензи резко выбросил руку, схватил Энциклопедию за корень и швырнул в угол.

— Только попытайся вылезти, — прорычал он, — я покажу тебе формулу!

Энциклопедия встряхнулся, точно курица. Мысли его оставались спокойными и холодными.

— Я не понимаю, какая вам польза от силы.

— Поймешь, когда окажешься в супе, — пообещал Макензи. Он оценивающе взглянул на Энциклопедию. — Да, из тебя выйдет неплохой суп. Ты вполне сойдешь за капусту. Не то чтобы я любил капустный суп…

— Суп?

— Суп, суп. Жидкая пища.

— Пища! — Мысль Энциклопедии выражала волнение. — Вы собираетесь меня съесть?

— А почему нет? — справился Макензи. — В конце концов, ты всего-навсего растение, пускай разумное, но растение. — Он ощутил мысленное прикосновение к мозгу: Энциклопедия вновь взялся за старое. — Давай-давай, но предупреждаю сразу, тебе вряд ли понравится то, что ты там найдешь.

— Вы скрыли от меня! — возмутился Энциклопедия.

— Ничего подобного, — возразил Макензи. — У нас просто не было случая подумать об этом, вспомнить — для чего люди сажали растения раньше и как пользуются ими и по сей день. Впрочем, ныне мы нечасто прибегаем к ним, потому что необходимость отпала, однако стоит ей появиться снова…

— Вы едите нас! — пробормотал Энциклопедия. — Вы строите из нас дома! Вы уничтожаете нас, чтобы согреться. Эгоисты!

— Не горячись, — посоветовал Макензи. — Тебя ведь задел не сам факт, а то, что мы полагали, что имеем на это право, так? Тебя возмущает, что мы рвем и рубим, не спрашивая, не задаваясь вопросом, каково растениям, Ты страдаешь от оскорбленного достоинства, верно? — Он передвинулся поближе к люку. Из Чаши раздались первые аккорды. Настройка завершилась, начался концерт. — К сожалению, я оскорблю его еще сильнее. Ты для меня — всего лишь растение. Ты кое-чему научился, приобрел налет цивилизации, но со мной тебе не равняться. Мы, люди, не торопимся забывать прошлое. Минет не одно тысячелетие, прежде чем мы станем относиться к вам хоть чуть-чуть иначе; пока же вы для нас — обыкновенные растения, сродни тем, которыми мы пользовались в былом и можем воспользоваться сейчас.