Raptor - Хо

— Давайте Вашу руку. Я помогу подняться.

Настина ладошка мягко легла в цепкую холёную ладонь, и его пальцы сомкнулись на ней… Крепко! Как крепко он её стиснул! Так сильно, что свет померк в глазах и всё исчезло. Рука стала грубой, шероховатой, мозолистой. Она с силой потащила её вверх, через темноту, в которой бесновался луч ослепительного света, выхватывающий из полумрака скупые очертания опустевшего зала. Вторая рука — такая же крепкая и жёсткая, подхватила её подмышку, и уже двумя руками он поднял её с лестницы, поставив на ноги.

Образ обворожительного кавказца растворился во мгле без остатка. Вместо него, рядом с Настей на лестнице стоял тёмный человек, придерживающий её за талию одной рукой. В другой руке у него находился включённый фонарь. В ушах всё также продолжал надрываться Linkin Park, чья музыка, кажется, стала играть ещё громче, а песня перешла на сплошной истерический крик. Луч фонаря упёрся в лицо девушки, ослепив её, и та закрылась от него ладонью. Потом стоявший рядом с ней человек опустил фонарик, и направив его вертикально, начал снизу подсвечивать свое лицо, чтобы Настя смогла его разглядеть. Это был Гена Осипов. Узнав его, Анастасия едва не потеряла сознание от счастья, обмякнув в его руках. Тот вовремя удержал её от нового падения.

— Спокойно, — произнёс он. — Держись. Ты чего тут бродишь одна?

На его лице играли страшные тени, отбрасываемые фонарём, делавшие глаза капитана похожими на сплошные чёрные дыры с подёргивающимися под ними «синяками». Но эта жуткая светотень, после всего пережитого, воспринималась Настей лишь как подобие ничтожного маскарадного костюма, ни в какое сравнение не идущее с тем, что ей довелось испытать и увидеть до этого. Она прижалась к Осипову, как к дорогому спасителю.

— Я шла к тебе, — прошептала она, стараясь не разрыдаться.

— Ко мне? Зачем? — недоумевал капитан. — Что случилось? Что вы опять тут затеяли посреди ночи? Беспокойное хозяйство!

— Я… Я… — Настя не знала что ей сказать.

Она не могла подобрать нужных слов.

— Кто музыку включил? — продолжал Гена. — Я уже не выдержал, и вот, иду давать по башке. Кошмар вообще! Ведут себя тут как хозяева! Сейчас я им устрою…

Он начал осторожно толкать Настю вперёд, обратно, вниз по лестнице, и сам двигался следом.

— Ты куда? — с нотками страха в голосе спросила девушка, хотя ответ и так был понятен.

— Сказал же — по башке давать. Музыкантам хреновым. Пол-второго ночи, а они концерт устроили. Не спится вам что ли? А ты-то зачем ко мне шла?

— Я хотела рассказать… — к горлу Насти подкатил комок, и потребовалось время, чтобы его проглотить.

Эту паузу Геннадий понял по-своему.

— А-а. Пожаловаться хотела на этих придурков? Спать не дают? Ничего-ничего. Не переживай. Сейчас я им такую музыку устрою! Утихомирятся как миленькие!

Анастасия горько вздохнула, опустив голову. Они сошли с лестницы, и Гена, выключив фонарь, уверенно направился к дверям, ведущим в коридор. Их витражные стёкла весело светились парой золотых морских коньков, глядящих друг на друга в окружении зелёных подводных трав и разноцветных камушков. Не успел он дойти до этих дверей, как музыка неожиданно оборвалась.

— Хм, — Гена остановился и, повернувшись к Насте, сказал. — Выключили. Успокоились наконец-то… Но я всё равно пойду с ними разберусь. Нечего им волю давать. Пойдём, покажем им, где раки зимуют. Полуночники чёртовы.

Подойдя к дверям, Осипов распахнул их, войдя в коридор. Настя семенила вслед за ним, с упавшим сердцем предугадывая картину. Сейчас они войдут, и всё будет выглядеть совершенно обычно. Ничего пугающего Гена Осипов не увидит, как и Оля. И ему также невозможно будет доказать, что здесь творятся вещи более страшные, чем он мог бы себе представить. Дикая обида глодала её душу. Но, войдя в коридор вслед за капитаном, Настя не поверила собственным глазам, и пошатнулась, увидев… Всё то же самое! Кровь повсюду, внутренности и кости! Всё как было, так и осталось, никуда не исчезнув! Но почему? Почему это не исчезло, как тогда, перед появлением Ольги?

Вскоре всё стало понятно. Не смотря на то, что коридор предстал перед Настей всё в том же живодёрском обличии, он выглядел иначе, нежели тот, который она видела, прежде чем скрылась за дверями холла. В нём уже не было слышно истошных криков. Кровь на полу и на стенах была тёмной, засохшей, старой. Куски плоти, валявшиеся под ногами, также были иссохшими, съёжившимися от старости, давно сгнившими и превратившимися в засушенный тлен. Но всё лежало именно так, как и лежало раньше, на тех же местах. Те же давно протухшие куски мозгов перед дверью крайней каюты, тот же, уже успевший мумифицироваться, обглоданный остов, об который Настя спотыкалась, отступая от надвигавшегося на неё Чёрного, тот же лицевой осколок женского черепа, от которого осталась только кость. Теперь она не в прошлом. Это — настоящее. Это — реальность, которую видит только она одна. Гена спокойно шёл по коридору, мимо высохших уродливых останков и кровавых узоров на стенах, так спокойно, что сомнений не оставалось — он ничего этого не видит. Но почему?! Настя догнала его, и схватила за руку.

— Гена! Подожди!

Тот обернулся.

— Что?

На его лице наблюдалось лишь усталое раздражение и предвкушение разбирательств с несносными ребятами, побеспокоившими его своей музыкой. Ни страха, ни тревоги, ни малейшего волнения в его глазах не было.

— Тебе не кажется, что… — Настя пыталась разглядеть в его лице хотя бы тень какого-то сомнения, подозрения.

Но ничего подобного лицо Осипова не выражало.

— Неужели ты не понимаешь, что…

— Что я должен понимать? — слегка насупившись, спросил он.

— Всё, что вокруг. Всё, что здесь. Это тебя не удивляет? Тебе это не кажется подозрительным? — развела руками Анастасия. — Неужели я вижу это, а ты — нет?

— Разумеется, кажется. Ещё как кажется, — серьёзно заверил её капитан. — И я, по-моему, уже вам об этом говорил. Поэтому меня и бесит то, как ведут себя здесь эти болваны.

Он опять её не понял. Они вновь говорили о разных вещах.

— Нет! Я не об этом! — пыталась достучаться до него Настя.

— О чём же тогда?

— Я имею в виду всё, что находится в этом коридоре! Понимаешь? Всё, что вот здесь — прямо вокруг нас. Это тебя не удивляет? Не волнует? Никакие вещи тебе не кажутся подозрительными? — её глаза заслезились.

Гена почувствовал что-то неладное в её тоне, но понять причину её волнения так и не смог. Посмотрев по сторонам, и не увидев в коридоре абсолютно ничего даже мало-мальски подозрительного, он лишь пожал плечами и спокойно ответил:

— Нет. Ничего особенного. А что тут может удивлять, или волновать? Лампочки? Обычный коридор…