Raptor - Хо

— А ты сам не знаешь? — Оля отвернулась, надув губки.

В её душе закипало какое-то раздражение, словно Евгений нарочно издевался над ней, поигрывая с её незаживающей ноющей раной.

— Не знаю. Клянусь. Расскажи, что не так? Я ведь твой друг. Поделись со мной.

Он не говорил. Он шептал заклинания, против воли отворяющие двери её накрепко закрытой от внешнего мира истерзанной души, и она сдалась.

— Меня тревожит Настя, — всё также не поворачиваясь к нему лицом, уставившись на зелёный мирок аквариума, раскрыла карты Ольга.

— Настя, — кивнул собеседник, медленно опуская руки и кладя их обратно на стол. — Постой, я припомню её…

— Ты её всё равно не знаешь. Я сама познакомилась с ней всего неделю назад.

— … это ведь такая рыженькая? — он пропустил её слова мимо ушей.

Он знал Настю. Откуда?!

— Да.

Оля уже не могла скрыть своих удивлённых глаз. Она посмотрела в чёрные безжизненные зеркала очков своего оппонента и опять ничего в них не увидела, кроме собственного, слегка искривлённого, словно в «комнате смеха», отражения.

— Откуда ты зн…

— Такая милая девушка, — не дал ей довести свой вопрос до конца погрустневший голос Жени. — Такая спокойная. Что же с ней могло стрястись? Почему она тебя так волнует?

Он не кривил душой. Его действительно это интересовало. А может он искусно играл с собеседницей, умея максимально владеть интонацией своего голоса.

— Она себя очень странно ведёт. Это началось с того момента, как мы потерпели крушение, — объяснила Ольга, слегка карябая ноготком блестящую крышку стола.

— А точнее, с момента приближения корабля-призрака, — прошептал Евгений так тихо, что она не смогла уловить его слов, больше похожих на журчание лесного ручейка, струящегося на самой глубине тёмного оврага.

Она не расслышала их, почти бессмысленных, хотя и пугающих, наверное потому, что адресовались они не ей, а скорее ему самому.

— Странно ведёт? — теперь он произнёс уже громко и чётко, как опытный психоаналитик, принимающий пациента. — В чём выражается эта странность?

— Она… — Оля долго не могла подобрать нужные слова, а точнее, этому препятствовало одно чувство, назревающее в глубине её души алым бутоном — чувство страха, который с радостью готов впустить в свои призрачные объятия, а вот выпустить… — Она… Складывается такое впечатление, что она сходит с ума. Иначе её поведение попросту невозможно охарактеризовать. Взгляд безумный. Речи — бессмысленные, бессвязные. Действия лишены рациональности.

— Вероятно она просто напугана. Ситуация та ещё, — Евгений пожал плечами, а затем вдруг выхватил «Паркер» из подставки-мавзолея и начал его нервно покручивать тонкими изящными пальцами. — Вспомни, сколько вам пришлось пережить. Нервный срыв в такой ситуации — дело обычное. Ведь далеко не у всех людей нервная система такая устойчивая и крепкая. Многие не выдерживают, «ломаются».

— Женя, она обезумела, — голос девушки дрогнул тающими хрусталиками льда, глаза набухли влагой.

— Что она говорит? Что делает? — выдержав паузу и понизив голос, спросил осёкшийся Евгений.

— Несёт бред. Никак не может успокоиться. Да что об этом говорить?

— Бред — это далеко не всегда бессмыслица. Зачастую, это истина, которую видит другой человек, и не замечаешь ты сам. И никто кроме него одного не способен её заметить. Поэтому все и считают это бредом сумасшедшего.

— По-моему ты говоришь глупость.

— Отнюдь. Хотя ты вольна иметь собственную точку зрения. И, тем не менее, мне интересно поподробнее узнать об этом… хм… «бреде», как ты говоришь. И об её действиях. Расскажи. Возможно я знаю его причину, — он договорил, и сухие губы вновь сошлись «бантиком». Голова едва заметно наклонилась, обозначив только одно — он весь во внимании, он слушает её.

Ольга тяжело вздохнула, наконец оставив стол в покое и, положив свои мягкие тёплые ладони на приветливые подлокотники, удобно изогнутые на концах расширенными завитушками, начала неторопливо объяснять. Её мелодичный голос рассеивался по комнате, и стелился, оседая на ковёр невидимым инеем. Хрустальные «сосульки» на люстре мелко вибрировали от его звучания.

— Она стала панически бояться темноты. Как ребёнок, — Оля слегка втянула голову в плечи.

— Боится тёмных углов. Боится оставаться одна. Не может успокоится когда выключен свет. Её тревожат самые обычные посторонние звуки. Она всё время ищет куда бы ей спрятаться. Кричит, плачет, дрожит как в лихорадке. Да?

Девушка молча кивнула.

— Так, так, так, — Евгений заметно помрачнел. Его бледное лицо стало приобретать землистый оттенок. — Что она говорит?

— Она утверждает, что слышит какие-то голоса, чей-то шёпот. Что видит какие-то призраки. Кошмарные картины. Кровь… Утверждает, что на самом деле, всё вокруг нас выглядит совсем не так как мы это видим. А она это видит, — Оля на секунду закусила губу и, дёрнув плечом, продолжила. — Но самое поразительное даже не это…

— А что?

На лбу собеседника выступила едва заметная росинка пота. Вздувшиеся на висках лиловые вены ровно и синхронно пульсировали. Он был напряжён до предела, но ни один мускул не выдавал этого напряжения.

— Что, самое поразительное?

Не сказал. Простонал. Словно заведомо знал ответ.

— Она постоянно повторяет одно странное слово. А может быть вздох.

Ольга не обратила внимания на его растущую тревогу, увлечённая своими объяснениями. Она приподняла левую руку и слегка потрясла кистью в воздухе, как будто стараясь себя немного приободрить таким произвольным жестом.

— Ка-кое? — голос Евгения стал гробовым.

Его челюсти шевельнулись, исторгнув этот страшный вопрос, и сжались намертво, до хруста в зубных корнях, до крови из дёсен. Этот вопрос был лишним. В тот момент, когда он его задал, Ольга уже открыла было рот, чтобы самой назвать это слово. Она слегка опешила, но опять не обратила внимания на ужас, которым было охвачено его осунувшееся почерневшее лицо.

— Хо.

Он вздрогнул. Он знал этот ответ. Он был готов к нему. И всё равно это имя воткнулось в его истерзанный разум ржавым гарпуном. Как много оно в себе таило. Усталые невидимые глаза безжизненно закрылись под чёрными стёклами. Челюсти ослабили натиск и между ними просочился лёгкий вздох — вздох обречённого на смерть. Одно это слово было олицетворением ужаса. Не говоря уже о том, что оно в действительности олицетворяло.

Оля сказала «Хо». Её нежный приятный голосок вынес его на своих тонких бриллиантовых крыльях навстречу ему. Слово сорвалось с нежных вожделенных губ, опоганив их сквернее самого непристойного ругательства. Рассекло тёплую атмосферу кабинета, ледяным топором вонзившимся между ними. Порхнуло с её уст чёрной траурной птицей, превратившейся в скользкую ядовитую гадюку. Исторглось надменным смехом уродливых демонов из самых глубин пекла.