Николай Полунин - Коридор огней меж двух зеркал

-- Вы понимаете? -- почти крикнул он. -- Людьми станут управлять нелюди. Понимаете? Уже управляют!..

-- Тише. Детей своих напугаете.

Питер перебил его за все время только раз: спросил, какой у них тут источник питания. Эдгар моргнул, сбился, еще моргнул и сказал, что протянут кабель от Брюкка.

-- Все это очень занятно. -- Питер снял ноги с табурета напротив. -Очень занятно. Хотя, признаться, если уж мною управляют, то, пожалуй, мне будет очень мало интересно -- кто. Но меня сейчас интересуют несколько иные вопросы.

-- Я вас слушаю. -- Эдгар был видимо расстроен, что не произвел впечатления, но надежд своих не оставлял. Ничего, подумал Питер, сейчас я его...

-- Меня интересуют дети, Ленц. Да-да, Мариус Ленц, и без глупостей, пожалуйста. В частности, Полина Михельсон, чья фотография уж точно обошла все газеты, Я -- и то знаю. Похищенная дочь гамбургского ювелира. Преступник не потребовал никакого выкупа, только сообщил, что вернет девочку в целости и сохранности и что ей хорошо... Ну?! Что вы делаете с детьми, вы, чудовище?

-- Вы не понимаете. Андроиды...

---- С андроидами мы разберемся как-нибудь потом. Все, что вы тут наболтали, -- бред, который я слышал уже не раз. Сейчас меня интересуют Полина Михельсон и остальные.

Эдгар ничего не успел ответить. Ударила дверь, стук подошв дробью отозвался в гулких стенах. Ссыпавшийся по лестнице мальчонка с совершенно круглыми глазами крикнул на весь подвал:

-- Учитель! Чужие!

Побелев еще больше -- хотя Питер готов был поклясться, что дальше некуда, -- Эдгар выдохнул абсолютно, по мнению Питера, бессмысленный вопрос:

-- Ты уверен?

На что мальчонка так же невпопад отвечал:

-- Они далеко.

-- Это вы, -- учитель повернулся к Питеру, -- это за вами. Это из-за вас. Они. -- И Питер понял, кого он имел в виду.

-- Не порите чепухи, -- отрезал он, но в груди появилось нехорошее чувство. -- Это полиция. Сейчас я вас сдам, как самого вульгарного киднэппера, понятно?

Втроем они поднялись наверх -- мальчишка и Эдгар бегом, Питер спокойно, но в неотпускающей тревогой. Встал сбоку от входной двери, приоткрыл щель.

-- Не вижу. -- Открыл шире. -- Где? Пешие?

Рядом шумно дышал бледный учитель. Внезапно он рухнул на колени, и Нигер в первый момент отшатнулся, а в следующий -- подумал, что тому нехорошо. Но учитель цеплялся за Питеровы брюки, бормоча свистящим голосом:

-- Не за себя, не за себя -- за них. Дети.., умоляю, умо...

-- Прекратите валять дурака! -- Нет, Эдгар, или как там его, явно не притворялся.

-- Умоляю, дети... вы же не знаете.. Питер совсем раскрыл дверь:

-- Да где там кто?

-- С другой стороны, -- вдруг сказал мзпьчишка.

-- Что же ты, паршивец...

Они перебежали в одну из комнат.

-- В доме есть второй выход?

-- Нет, -- Эдгар дрожал рядом, как замерзший пес. -- И задняя стена глухая.

-- Где остальные? -- Питер смотрел на темно-синий "оппель", нахально торчащий на поляне позади обвалившегося хлева, метрах в ста.

-- Кто? А. Наверху. Тихий час.

Над головой что-то грохнуло и покатилось со звоном. Питер мельком взглянул на потолок -- штукатурка почти всюду осыпалась, в углах паутина.

-- Там спальни? Наверху? Устроили бы приборку, что ли, учитель тоже.

-- Спальни, спальни... Умоляю...

-- Ладно. -- Глядя на него, Питер решился. Потянул за ручку на оконной раме, дернул, посыпались пыль и окаменевшая замазка. -- Это действительно за мной. -- Совсем отодрал раму, так что теперь можно было распахнуть окно одним движением.

-- Не прощаюсь, -- сказал он. -- Постарайтесь придумать что-нибудь поинтереснее. А главное, ближе к правде. И упаси вас бог, Ленд, тихо смыться. Упаси вас бог.

-- Куда же я... от них, -- Эдгар прижал к себе все еще испуганного мальчишку. Не похоже было, чтобы тот, к кому мальчик сейчас так доверчиво прильнул, несколько месяцев или, скажем, год назад хватал его, скручивал руки или глушил наркотиком, пихал в багажник автомобиля... Черт, какое в конце концов мне дело!

-- Отойдите, -- велел Питер. -- Уйдите за стену.

Двое уже вышли из "оппеля", фланирующей походкой направлялись к дому. Он полез через подоконник, и последнее, что видел в комнате, -- как учитель Эдгар с неподдельным волнением и страхом глядит на своего мальчишку, а тот замер, стоит с закрытыми глазами, будто собрался грохнуться в обморок или прислушивается к чему-то, одному ему ведомому.

Питер вывалился из оконного проема, юркнул, надеясь все же, что его светлый костюм достаточно хорошо заметен на фоне темно-красной стены, за ближайший угол, оглянулся. Волки перешли на легкий галоп, значит, увидели. Так. Все о'кей, подпустим их поближе, а там пусть догоняют мои четыре колеса. А учитель -- действительно, на черта он им сдался...

Машины во дворе не было.

Не осталось уже секунд, чтобы соображать и смотреть, близко ли погоня, Питер опрометью кинулся за угол сарая -- единственного доступного ему убежища. От сарая до куста у изгороди было метров десять, от куста до зарослей -- раза в три больше. У самой стены он споткнулся, полетел кубарем, и это спасло ему жизнь: две пули, почти одна в одну, впились в сухое серое дерево. Питер откатился, упал за угол и, добежав до куста, понял, что к зарослям ему не успеть.

Но гораздо хуже было другое. Из-за деревьев -- и Питер решил, что у него двоится в глазах, -- хлопая незакрытой дверцей, выскочил темно-синий "оппель". Уйма времени -- секунд пять -- понадобилось Питеру, чтобы осознать очевидный факт: "оппель" волков стоит за домом, а этот появился со стороны дороги. Тогда он что было сил побежал навстречу и прыгнул. Несколько раз по кузову будто ударили палкой, на Питера, скорчившегося на заднем сиденье, упали крошки пробитого стекла.

-- Где ты машину такую взял? -- выдохнул Питер.

-- Взял, какая была, а что? Хороший "оппель".

-- Хороший... Можно заикой остаться на всю жизнь. -- Питер поднялся, оглядел дырки в заднем стекле.

-- Ты о чем? -- сказал Серж. Машину кидало на проселке. -- Возьми, -протянул через плечо пистолет. -- Мы сейчас куда? Домой?

-- Сбрось-ка скорость, -- велел Питер. Опять оглянулся, прихлопнул дверцу -- ту самую, в которую он влетел.

-- Ты не закончил, что ли? -- Серж повернул к нему свое лицо, показав глянцевую, будто пластиковую кожу. Шедевр протезирующей техники. Собственно, она и была пластиком в широком смысле слова. Как и нос, веки, щеки и губы. Но когда под нею у тебя -- один огромный рубец от буквально стесанной плоти, то и она должна казаться великолепной. Вот еще одно, мельком подумал Питер, чего ждали от дьявола Балтерманца, -- переворот в пластической хирургии. Это-то я помню, столько было восторгов... Дождались. Что-то я не ко времени его вспомнил, неужто есть хотя бы минимум истины в россказнях спятившего биохимика?..

Долгожданная погоня наконец показалась из-за поворота.