Кирилл Бенедиктов - Война за «Асгард»

И какая великолепная форма бутылки! Ас-Сабах с трудом оторвал взгляд от мерцающих хрустальных плоскостей опустевшего наполовину сосуда и добродушно кивнул ожидавшему его ответа консулу.

– Не оскорбит. Но я не принимаю вашего предложения. Партия должна быть доиграна.

Де Тарди покачал головой и передвинул делающего «свечку» боевого коня с фланга в центр. Еще один ход – и король белых окажется под перекрестным ударом коня и королевы черных. Ас-Сабах потянулся к неглубокой чаше из бирюзового стекла, до краев наполненной сваренными в меду орехами и прозрачным рахат-лукумом, и выудил нежно-розовую дольку засахаренного померанца.

– Вы интересный противник, друг мой. Ваши атаки напоминают мне тактику бронетанковых войск Израиля в Войне Возмездия. Буря и натиск, мгновенные удары в самые уязвимые точки противника. Правда, войска Последнего Союза более чем в три раза превосходили израильтян численностью, что, как видите, моей армии не грозит – по крайней мере, в этой партии. Боюсь, что положение у меня достаточно неприятное. – Он вновь протянул руку к бородке, но на полпути остановил ее, словно пораженный неожиданно открывшимся ему путем к спасению. – Полагаю, хуже от этого мне уже не станет. Вам шах.

Последний оставшийся в живых офицер белых стремительным броском переместился в центр вражеской позиции и угрожающе занес саблю над головой черного короля. В этом не было бы ровным счетом ничего страшного, если бы не одна мелочь – уводя короля, де Тарди неизбежно открывал для удара второго коня. Атака на монарха белых теряла характер блицкрига, хотя общая расстановка сил на доске принципиально не изменялась.

– А мне, Ваше Величество, – посмеиваясь, проговорил де Тарди, – наша игра отчасти напоминает события, описанные в «Песне о Роланде», только на этот раз в роли Боабдила почему-то выступаю я. Ваш храбрый Роланд проживет не дольше двух ходов.

– Вы уже говорили это про моего короля, – напомнил ас-Сабах. – И, кроме того, вы помните, чем упомянутая вами кампания окончилась для Боабдила?

Он подождал, пока консул уберет своего короля под защиту панцирных пехотинцев и грозной боевой башни. И двинул вперед пешку.

– Ага, – де Тарди побарабанил пальцами по вырезанной из розового мрамора доске, – проходная пешка... Но вы же понимаете, я не могу позволить ей дойти до последнего рубежа обороны. Мне придется... – Он протянул руку к остававшемуся под ударом белых коню, почти коснувшись его искусно вырезанной гривы. И замер. – Скверно, скверно, – пробормотал Морван де Тарди. – Очень скверно. Вы давно готовили эту ловушку, Ваше Величество?

– С самого начала, – признался довольный ас-Сабах. – И даже раньше. С тех пор как вы признались, что любите многоуровневые комбинации.

– А вы сказали, что вам импонирует агрессивная манера игры моего босса. И я имел наивность поверить вам...

– Вы хотите сказать, что я вас обманул? Но я вовсе так не считаю. Вурм действительно играет очень быстро и мощно, и мне это нравится. Во всяком случае, мне проще выигрывать у него, чем у вас. Но сам я также предпочитаю более тонкий стиль игры.

– Прекрасно, – де Тарди уже вполне оправился от полученного удара, – в таком случае мне остается лишь пойти вам навстречу.

Он увел коня с линии атаки офицера белых, и ас-Сабах получил возможность беспрепятственно превратить проходную пешку в ферзя. Операция, которую он холил и лелеял в течение предыдущих двадцати ходов, завершилась. У черных по-прежнему оставалось преимущество в боевой силе, но находящаяся у них в тылу мощная фигура белой королевы делала этот перевес несущественным.

– Позвольте выразить вам мое восхищение, Ваше Величество. – Консул вежливо склонил голову. – Это был великолепный маневр. Какая все же прекрасная, благородная игра – шахматы! В реальной жизни подобная комбинация непременно означала бы крушение чьих-то судеб, неисчислимые бедствия для проигравшей стороны, vae victis [11] Горе побежденным (лат.) , как выражались римляне. А мы с вами просто перевернем доску и начнем новую партию.

– В жизни, разумеется, все куда грубее, – согласился ас-Сабах. – Но кто мы, как не фигурки на доске мироздания, и кто, как не Аллах, передвигает нас, играя в бесконечную и непостижимую игру?

Де Тарди внимательно посмотрел на него.

– Когда я думаю, сколь глубока пропасть, лежащая между нашими расами, меня охватывает священный трепет. Фатализм Востока и мятежный дух Запада, вера в предопределение и стремление вершить судьбы мира, повиновение и воля к власти... Различия огромны, и менталитет нордической расы всегда будет противостоять мистической созерцательности азиатских рас. Но в данном случае я почти готов с вами согласиться. Большинство из нас – действительно лишь фигурки на шахматной доске, и лишь очень немногие могут быть признаны игроками.

– Каждому из нас случалось бывать и игроком, и фигуркой, – заметил Тамим. – Но, если вам не нравится чувствовать себя пешкой в руках Аллаха, можете вспомнить о роке, судьбе или предопределении.

Де Тарди ответил не сразу, словно бы давая ас-Сабаху довести свою мысль до конца. Однако Тамим не собирался говорить много. Он предполагал, что у консула есть некая информация, которой тот хотел бы с ним поделиться, и с едва скрываемым нетерпением ожидал, когда это произойдет.

– Помните, Ваше Величество, мы говорили сегодня о бойцах, охранявших Брата Проповедника? Гвардейцы Белого Возрождения – весьма поучительный пример того, чего можно добиться от слабого человеческого существа, действуя правильными евгеническими методами. Возьмите мальчика, рожденного в хорошей семье, с безупречной генетической картой. Удалите инстинкт самосохранения, замените его сверхтренированными физическими реакциями и воинской этикой в духе американизированного кодекса «Бусидо», добавьте строгое религиозное воспитание, дополненное превосходным техническим образованием, – и вот перед вами великолепная человеческая машина, идеальный материал для манипуляций. Чем не пешки в руках того, кто считает себя игроком! Конечно, вы можете возразить, что гвардейцы – это крайность... – Консул коснулся одиноко стоявшей фигуры короля белых. – Но человек, придумавший гвардию Белого Возрождения, планировал внедрить подобную систему воспитания в общенациональном масштабе. А впоследствии, вероятно, и во всем мире.

Ас-Сабах вспомнил огромные белесые глаза плавающего в зеленой жидкости аксолотля, и его замутило.

– Говорят, в юности он много занимался нейролингвистическим программированием. Он никогда не сомневался в том, что любой человек при правильном подходе превратится в послушную, абсолютно управляемую куклу. Он всего лишь хотел упростить эту задачу для будущих поколений манипуляторов.