Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2013 (сборник)

– Вот как, – говорю, вернее, думаю, – мой ИИ индексируется по женскому полу.

– Дорогой Макс, – отвечает, – я могу синхронизироваться с тобой абсолютно. Только ты мои сигналы начнёшь воспринимать как свои. Чужие мысли в своей голове неотделимы от собственных.

– Любопытный, между прочим, эксперимент можно поставить, – замечаю. – Но как-нибудь в другой раз. Хотя мысли, отделимые от своих, сильно смахивают на шизофрению.

– Именно поэтому, Макс, выбран противополый вариант. Наибольшее отличие. Но поскольку наши сознания совмещены – насколько вообще это возможно, сразу отвечаю на вопросы. Первое. Проблемы не в резисте, не в носителе и не в оборудовании. Внутри матрицы испаряется сама сингулярность.

Господа! Пока – подчёркиваю – пока прошу поверить мне на слово. Доказательства будут предъявлены в свой черёд.

– Хуже того, Макс. Процесс испарения не изотропен. Именно это создаёт иллюзию сбоя работы модулирующего резонатора. На самом деле сингулярность перестала правильно воспринимать информационную картину импульсов и их моментов, а следовательно, Вселенной.

– То есть…

– То есть нас уже унесло к чёрту на кулички.

Хочу заметить, что я всё ещё не оставил надежды спасти корабль и груз.

– Скажи… как мне тебя называть?..

– Безразлично. Когда выражаешь мысли, артикулируй речевым аппаратом. Так чётче. Видимо, микрочипы надёжней всего оседлали речевой центр.

– Ты можешь закачать в меня сведения, которые помогут устранить повреждение?

Моя диафрагма несколько раз судорожно дёрнулась – я запоздало сообразил, что ИИ, чтоб его накрыло Фурье-разложением, дёрнул меня за центр, управляющий смехом. В голове возникла сложная векторная диаграмма – сперва статическое устройство на трёх точках опоры превратилось в динамическое, на двух, перемещающееся путём сложного преобразования сил, в условиях гравитации, с использованием трения качения…

Тут до меня дошло.

– Понял, – помыслил я некогда боевому ИИ. – Шутку юмора оценил. Нарекаю тебя София.

– Мудро, – не возразила София. – Только что я протранслировала тебе полную информацию о вождении велосипеда. Вопрос: ты научился ездить на велосипеде? Резистивный двигатель устроен несколько сложнее. Если я сообщу тебе, что сингулярность преобразует информацию о движении элементарных частиц в вещественное отображение? Что она «представляет» пространство как обратную решётку кристалла и отображает объект на границу «зоны Бриллюэна», то есть на некое определённое расстояние?

– Например, шесть километров.

– Например, но что тебе из этого понятно? Что говорит тебе словосочетание «зона Бриллю…»?

Тут София, видимо, что-то углядела то ли в лобных, то ли в височных моих долях и сообразила, что всё это мне вполне знакомо. Спокойно, господа, всему своё время. Поэтому закончила она, как гвоздь в крышку гроба заколотила:

– Ты слишком умён для водителя грузовоза, Макс. Главная наша беда в другом. Я не знаю, что такое сингулярность.

Я, призвав в свидетели Эйнштейна, Ферми, Дирака и всех квантовых физиков древности скопом, мысленно отправил проклятую железяку в чёрную дыру и незамедлительно получил в ответ:

– В моей квантовой логике, Макс, есть три состояния: «да», «нет» и «хрен его знает». Сингулярность проходит по третьему пункту. Зато я с высокой степенью вероятности знаю, что произойдёт, когда сингулярность испарится.

Я уже догадывался.

– Жахнет так, что мало не покажется. Примерно через восемь часов.

Проклятая машина на какие-то доли секунды предвосхищала мои вопросы, словно была частью меня, и от этого становилось всё неуютнее.

– К счастью, в расчетное время мы окажемся вблизи досягаемости некой планетной системы. Я имею в виду, вблизи досягаемости для твоего вспомогательного корабля, а не самого «Витязя». Все расчёты уже заложены в автопилот. Ещё одно огорчение: планета относится к числу закрытых, но выбора нет.

Впору было призвать на помощь все силы Ван-дер-Ваальса… или Ваала. Или сразу Вельзевула.

Но… Признаюсь, мне захотелось спросить, что испытывает София в преддверии скорой гибели корабля, а значит, и распада своего квантового разума. Да, желание низкое и недостойное. Особенно если учесть, сколь самоотверженно и уверенно ИИ спасал… или всё же спасала?.. мою шкуру. Мне стыдно, господа, клянусь всеми сильными взаимодействиями! Нет, я отнюдь не ломаю комедию! Я продолжаю. София вновь предвосхитила мои вопросы.

– Время для меня не имеет значения, Макс. Последние пикосекунды до взрыва я растяну до размеров вечности. Ноль и Вечность – в сущности, они ведь одно и то же. И всю эту вечность я стану спокойно размышлять о тайнах Мироздания. Ещё ты хочешь, чтобы я поделилась с тобой частью своих знаний. Некоторое время на это есть.

Да, я помню приоритетные инструкции: бороться за жизнь корабля до последнего мига. Конечно, ценность груза. Однако София сама включила гипноизлучатель, потому что очнулся я уже в кабине челнока, в скафандре. Броневые плиты «Витязя» раздвигались, но видел я это только по бортовой телеметрии. Точно так же, как и сам корабль доставки пилота, который, как известно высокому суду и всем присутствующим из материалов дела, носил имя «Гордый». Не подходящее, увы, для столь низменного дела, как бегство. Униженный, вдавленный перегрузкой, бессильный как червяк, я наблюдал, как отдаляется силуэт «Витязя», как отстреливаются бустеры, как отходит главный бак. Когда, наконец, челнок, набрав необходимую скорость, лёг на курс к Ипсилон Андромеды, уже не экраны, а термостойкие плиты иллюминаторов залило молочно-белым свечением, сразу же, впрочем, пригашенным хроматикой, – это жахнул «Витязь». Строго в расчётное время.

Небо здесь должно быть голубым…

Облака – белыми с рыжими подпалинами. Потому что – солнце. Местное солнышко ведь почти земное, с небольшим сдвигом в оранжевую часть спектра…

Растительность должна быть зелёной… А водоёмы? Водоёмы здесь почему-то – фиолетовые. По крайней мере, так кажется с орбиты. Хотя не будем забывать, на низкой орбите слишком быстро меняется угол падения и отражения солнечных лучей, и только Гюйгенс знает, каков он, цвет этот, на самом деле.

Впрочем, сейчас из иллюминаторов почти ничего не просматривается. Ночь. «Гордый» сел на линии терминатора. Скоро рассвет. А пока громадной, в первой четверти ущерба, луной в небесах красуется Одиссей – белый с редкими синеватыми полосами вдоль экватора. И тянет через его исполинский диск овальную тень рыжая Пенелопа, второй спутник. Первый спутник, быстрая Цирцея, по ту сторону гиганта, вне видимости. На третий спутник – Калипсо – «Гордый» благополучно приземлился. Ну, правда, после двухнедельного автономного полёта, а затем маневрирования в системе Ипсилона Андромеды.