Андрей Бочаров - Настоящая фантастика – 2013 (сборник)

– Прощай, люби…

И только в этот момент я заплакала.

Невыносимая боль утраты сжимает сердце. Оно загнанно бьётся в груди. Трепыхается, как дикий зверёк, попавший в ловушку.

Слёзы жгучими ручьями текут по лицу. Непроходимый колючий ком стоит в горле, и с каждым мгновением всё тяжелее дышать… Или в лёгкие не поступает воздух из-за того, что сердце больше не слушается меня?

Писк входящего сигнала, на ю-фоне возникает изображение. Расплывчатое и неясное. Безнадёжная мысль – а вдруг всё-таки он? Размазываю слёзы по щекам. На экране человек в чёрной маске, на которой вышит узор из чисел – ноликов и единиц. С трудом соображаю, что это член Содружества анонимных хактивистов.

– У тебя есть пять минут и ни секундой больше… – произносит он, – другого шанса не будет.

– Какого шанса? Почему не будет? – растерянно спрашиваю.

– Сейчас тебя услышит весь мир. Сможешь сказать людям то, что не успел сказать он…

– Я? Кто я такая, чтобы говорить за него…

– У тебя всего пять минут… и ни секундой больше. Отсчёт уже пошел. Говори…

– Только не сейчас… я не знаю… не умею… не смогу… – нелепо шепчу отказ в самый решающий момент жизни, и голос больше похож на хрип. Лицо на экране исчезает – конец связи.

И вдруг на всех уличных галло-мониторах возникает моё растерянное, заплаканное лицо. Кто-то оборачивается в мою сторону, тычет пальцем, и я шарахаюсь от него, будто от огня. Бегу по улице, расталкивая прохожих. Заворачиваю за угол дома. Переулочек. Узкий, грязный. Мусорные баки переполнены всяким хламом, пустыми объёмными коробками. Это двор обслуживающего персонала гигантского жилого комплекса «Нет-Сити 5», тень от которого скрывает меня.

Замираю на миг, осознав, что сейчас меня видит и слышит весь мир. Отсчёт времени идёт, а я, словно маленькая девчонка, испугалась выдуманного страха и спряталась в шкафу. Что же мне сказать людям? А что сказал бы он, если бы оказался на моём месте? Разве кому-то дано это знать? Но у меня всего пять минут. И я подношу ю-фон ближе к губам…

Что я тогда говорила – не знаю, не помню. Наверное, я – единственный человек, который никогда не слышал ТЕ мои слова. Ни тогда, ни позже – в многочисленных видеороликах. Думала только о нём и говорила всё только ему.

А потом моё изображение исчезло с галло-мониторов, и опять пошёл дурацкий рекламный ролик КМД. Я вышла из переулка не сразу. Ноги не слушались, и яркий свет больно резал глаза. Швырнула в первую попавшуюся урну ненавистный ю-фон и пошла дальше. Вперёд…

Любимый, нашему сыну скоро исполнится год. Жаль, что у меня не так много времени на общение с ним. И так нестерпимо больно осознавать, что никогда не будет возможности поговорить с тобой. Но почему-то мне кажется – ты слышишь, что я шепчу в редкие минуты уединения.

Знаешь, мне трудно продолжать твоё дело. Только сейчас понимаю – каким человеком ты был. И сколько сделал для нас. Почему ты выбрал именно меня? Ведь мне не по плечу эта ноша. Но я стараюсь, ты же видишь.

В минуты слабости порой посещает предательская мысль, что избранному чуть-чуть легче. Каким бы тернистым ни был путь его, но ведь он идёт той дорогой, которую осознанно для себя выбрал. Идёт, прекрасно понимая – что ждёт его впереди. А простой, ничем не примечательной женщине так тяжело продолжать твоё дело. Но ведь ты простишь мне эти мысли? Хотя бы как матери твоего сына…

Когда я обращаюсь к людям, то чувствую, что они слушают меня, а слышат тебя. И они верят моим словам, считая их твоими. Они ведь не знают, что у нас не было времени, чтобы ты научил меня нужным словам. Но я запомнила то, что когда-то услышала от тебя: Истину можно только почувствовать сердцем.

Поэтому никогда заранее не думаю, что сказать. Просто говорю то, что подсказывает сердце. А там – всегда есть ты.

Вчера был небольшой праздник – число участников нашего добровольного общества перевалило за миллиард. Нашего Общества человечности, тепла и любви. У тебя уже миллиард последователей. Помнишь, ты говорил про первую капельку воды, которая может размыть любую запруду?

Корпорация Мирового Добра на днях объявила себя банкротом. Продажи ю-фонов практически сошли на нет. Люди покупают только обычные мобифоны. Набрал номер – и слышишь голос. Тёплый, дружеский человеческий голос. А ещё люди стали писать друг другу письма. Не электронные, а обычные – на листках бумаги. Только открыл конверт – и уже почувствовал ту частичку любви, которую в него вложил отправитель.

Сейчас на всех стенах юноши и девушки расклеивают наши небольшие портреты. Ты был прав. Навсегда запомнила твои последние слова: «… нам с тобой не суждено быть вместе никогда. Но почему-то даже сейчас мне кажется, что наши имена будут сплетены на века…»

Извини, внизу на улице опять собралась толпа. Ждут, чтобы я вышла к ним. Они хотят слышать простые человеческие слова. Всего лишь слова. Но идущие от сердца. А потом, когда я вернусь, мы с тобой ещё поговорим, хорошо?

Тоичи Камикава медленно спускался по горной тропе к серо-зелёной громаде Токио, смутно видневшейся в рассветной дымке. Листва искрила серебристыми каплями росы, в кронах деревьев перекликались птицы. Их гвалт напоминал гомон человеческой толпы. Телефон в нагрудном кармане мёртвым грузом давил на сердце.

Камикава думал о русских. Странные они люди: не умеют работать, не отличают желаемое от действительного, а дисциплина… Этой ночью русский связник не вышел на запланированную встречу. Ни ответа, ни привета. Как теперь узнать, удалось ли дело в Томске?

Дойдя до стоящего на обочине мобиля, Тоичи переоделся в полицейскую форму. Сел за руль, включил автопилот, устало прикрыл глаза: машина сама вернётся в город – чистый и зелёный. Когда-то Камикава мечтал стать биологом, а вовсе не ищейкой и уж, тем более, не биотеррористом. Но многое в жизни, начинаясь просто, со временем становится сложным.

Ичи рос здоровым мальчуганом, не пропускал уроков, а по выходным помогал матери ухаживать за любимыми хризантемами. Отец появлялся только на день рождения. Мялся у порога, вручал завернутый в яркую бумагу подарок, затем, недолго посидев за скромным праздничным столом, оставлял матери конверт и исчезал до следующего года. Друзей у Ичи не было.

Ичи жил в неприметной трёхэтажке на окраине. Всё как обычно: заросли неувядаемого кустарника у входа, в каждом окне горшок с генсай. Генетически модифицированный бонсай – символ законопослушности, поэтому у самого Ичи их три, благо уход таким растениям не нужен: они сами по себе переживут владельца лет на сто.