Евгений Сыч - Ангел гибели

Я поднялся с некоторым трудом и недоумением, выдернул шнур из розетки и приоткрыл дверь в соседнюю комнату. «Это мне вроде уже снилось», — успел подумать я, увидев, как мужик замахнулся на девицу. Может, теперь мода такая — баб лупить? «Ты, — говорю мужику, — хватит, завязывай». «Это кто такой? — заорал мужик на девицу. — Кто его сюда привел? Откуда взялся?» «Ты это, — говорю мужику, — потише давай». И шагаю к нему, а он выдергивает откуда-то из-под куртки пистолет и направляет на меня. «Ты что?» — протягиваю я к нему открытые ладони, помахиваю ими перед лицом, я мирный, дескать, я без оружия, я ухожу. «Стой!» — орет мужик. Рожа у него бледная, перекошенная, то ли не в себе, то ли торчной. «Ладно, ладно», — приговариваю я пятясь и — раз! — ныряю в коридор, к двери. У двери, когда я пытаюсь открыть незнакомый хитрый замок, этот с перекошенной рожей все-таки догоняет меня, хватает за плечо. Я отшвыриваю его руку и бью наугад, лишь бы отлетел, чтобы руки были свободны — дверь открыть. Я берусь опять за замок и — хлоп! — что-то толкает меня. Оборачиваясь, я успеваю увидеть в его руке бледную вспышку. «Юрка, Юрка!» — кричит меня далекий голос, кажется, мамин. И все.

По щупальцам-венам бежала в город светящаяся кровь страны. Несколько энергичных желудочков, переваривая свет, горели интенсивно, остальные части города словно мутнели, пропадали в сером, размывающем контуры тумане. У города больше не было имени. Город стал светящимся пятном среди темноты.

Что же это за город? И что за дом?

Юрка оторвался от притяжения серой громады большого здания и поднялся вверх сквозь путаницу проводов, антенн и радиоволн. Город внизу светился, как угли под пеплом. «Что-то не так, — усомнился Юрка, глядя вниз на знакомые и незнакомые очертания улиц. — Со мной что-то случилось. Я умер, — вдруг утвердилась мысль, вырвавшись из хаоса непонятного. — Меня убили», — четко вывел он, но не удивился и не испугался.

Если его убили и он умер, где же он есть?

Тем не менее он был. Он видел, как светящиеся потоки улиц гонят людей, словно волны, к центру. Потоки, будто в воронку, впадали в пространства гулких магазинов. Из магазинов люди выходили обесцвеченные. Вверх над человеческими толпами поднимались, перемешиваясь, желания, страхи, тоска и ненависть. Поезда и автомашины везли желания с окраин к светящемуся сердцу страны, а обратно мчались темными. Редко-редко мелькал огонек в уносящемся из города поезде, и веяло от него безнадежностью.

«Может быть, я живой? — вопросил с отчаянием Юрка невесть кого — самого себя. И не смог ответить себе самому ничего утешительного. — Значит, не живой уж больше. Нет меня. Почему ж меня нет? А что от меня осталось? Мысль, душа?»

Он взвесил это странное слово — душа, пососал его, как леденец, покрутил в разные стороны. Слово было душным и душистым. Перестать мечтать, перестать хотеть, перестать мыслить, улететь к абсолюту… Юрка закружился в растерянности. Я — Юрка. Помню: мама, школа, армия, экзамены, персик. Меня убили. За что меня убили? Кому помешало то, что я жил? Плакала бесслезно, причитала неприкаянная душа, невинно убиенный Юрка. Такая хорошая жизнь начиналась. Жизнь-то за что отняли?

— Я должен разобраться, — вдруг понял он, — найти своего убийцу. Найти и понять, за что. Не убивают же просто так! Не бывает такого.

Внизу лежали пустые улицы, пустые дома, пустые люди — их маленькие желания вылетели днем и сейчас чуть теплились огоньки. Юрка метнулся вслед за одним огоньком, попал в квартиру. Человек сел в кресло, включил телевизор, уставился на экран, совсем погас. «Чушь какая-то», — Юрка вылетел в окно, брезгливо отряхиваясь. Полетел за другим, пристроившись над головой, как воздушный шарик. Тот дошел до поворота, излучая желание, сел в машину, набрал скорость — минимальную, робкую, детскую скорость и, к недоумению Юрки, малое время спустя врезался в другую машину, ехавшую по встречной полосе с такой же унылой городской скоростью. «Почему? — возопил Юрка. — За что? Кто виноват?» Движение стопорнулось, засверкали мигалки, взвыла сирена. Водителя повезли в морг, накрыв простыней с ржавым штемпелем горбольницы.

«Наверное, мое тело тоже в морге», — подумал Юрка.

Морг он нашел, но ничего не нашел в морге. Там была стерильная скука: скучные бессмысленные трупы и скучные медики в белом, и скучные служители в сером. Не хотелось вглядываться в оболочки, из которых ушло главное. Из соседнего, рядом, здания до него донеслись дикие вспышки боли и страха. «Больница», — понял Юрка.

Уже раньше он заметил, но не осознал, что мир вокруг другой. Не тот, привычный человеческому зрению — в узком спектре, для простоты именуемом «видимым». Теперь все являлось Юрке как бы в рентгеновских лучах. Одежда и плоть стали туманом, дымкой несущественной и малозначительной. Сквозь плоть проступали скелеты, каркасы, гвозди и скрепки. Лица размывались. Вместо улыбок — пломбы и мосты. Он не различал масок удовольствия и гримас усталости, зато отчетливо мог углядеть камень за пазухой, пистолет под мышкой, бомбу в букете. И протезы, протезы, свищи, язвы, опухоли, трещины.

Город тоже смотрелся иначе. Серые улицы нависали ущельями. Многие дома, всегда определявшие облик столицы, теперь были невидимы. И многоэтажных трущоб не было больше, как будто не проживали в них миллионы, теснясь в квартирах-сотах, как пчелы в ульях. Город стал приземист. Над лабиринтом бетонных ущелий поднимался лишь один высотный дом-замок, великанский замок, людоедский, стоящий грозно и недоступно. Он притягивал Юрку, но тот все же чувствовал: рано, еще не время.

И просто летел над лабиринтами серого города.

А черное солнце над ним посылало на землю длинные лучи, пронизывающие насквозь, углубляющиеся в рыхлую поверхность строений, вязнущие в человеческой гуще. Скелеты вели себя так, как должны были вести себя люди. Они поблескивали очками, звякали в карманах монетами и колпачками авторучек, их обручальные кольца опоясывали фаланги безымянных пальцев. Юрку они не воспринимали. Очами телесными заметить его было невозможно, лишь зрением духовным, но мало кто способен достичь настоящей духовности в этот суматошный век. Только те, чья совесть была отягощена сверх меры, столкнувшись с невидимым Юркой, вздрагивали, через больную совесть, опосредованно, ощущая его присутствие. Да порой озирались пугливо кошки или обнажали клыки собаки.

Юрка шарахался по городу, пытаясь вступить в общение. Но ничего путного из этого не выходило. Он помнил, что собирался делать, но не знал, с чего начать. Опыта не было. Чтобы расследовать собственную смерть, он должен был самое малое навести справки. Для начала расспросить хотя бы, где тот чертов ресторан, с которого все началось, название Юрка вспомнил, но ничего более. Он заговорил с почтенного вида остовом, но тот настолько перепугался, что кинулся с тротуара на мостовую поперек потока автомашин. Пришлось сбивать его с ног. Это получилось удивительно легко: Юрка просто гаркнул ему в ухо, и колени скелета подогнулись, он рухнул, полыхнув страхом, так что два пучка синего пламени вскинулись из глазниц. Юрка некоторое время висел над ним, отпугивая приближающиеся автомобили, но, видать, переусердствовал: быстро-быстро стала накапливаться вокруг сумятица, машины сталкивались, гремя искореженными жестянками и испуская свечение ужаса.