Евгений Сыч - Ангел гибели

Юрка взмыл над суетой в некоторой растерянности.

Совсем ничего не получалось.

Тогда он решил улететь из столицы домой, к матери.

Ему не пришлось выбирать направление или искать дорогу. Он знал, куда лететь. И остановился там, где хотел, — во дворе родного дома. Дом увидел насквозь, со всеми гвоздями и скрепами. Должны были давно сносить его, но все не сносили: восемь квартир на одиннадцать семей. Когда-то дома эти строили для передовиков. Сейчас в них жили те, кто работой своей право на жилье давно заработал, но горлом выбивать положенных благ не умел. «Я-то мог бы квартиру стребовать, — загрустил Юрка. — Матери с отцом была бы польза. А теперь? Кто знает, как им теперь придется? Матерям афганцев вообще не сладко. Ребята рассказывали. То памятники на могиле ставить не дозволяли, потому что — государственная тайна, и разрешалось писать только фамилию и годы: 1966–1985, например, с прочерком пули посередине. То, случалось, присылали матери в гробу чужого сына. Одного провожала живого, другого мертвого получает — чужого. А свой-то где? Мать — по начальству, а ей рот затыкают: убили твоего сына, убили. Вот справка с печатью. И незачем было гроб открывать, не зря же запаянный. Погиб при исполнении интернационального долга. Так что не нужно скандалы устраивать, — объясняли. Или, если в гробу не было вовсе никакого сына, а была упаковка с анашой, — «Нечего лезть», — объясняли тоже. Раз наркотики — вообще нечего соваться. Из-за наркотиков без головы останешься, надежней, чем в Афгане. Страшное дело — кайф. Кому кайф, а кому — смерть».

Юрка не решился приблизиться к матери. Посидел на лавочке во дворе. Заглянул зачем-то в дом к однокласснице Маринке. Так просто, посмотреть. Маринка дома сидела, вязала. Мелькали спицы стальные. Скелетов было у нее два, второй, скрученный и хрупкий, там, где живот. Юрку она не увидела, но почувствовала. Замерла, отложила спицы, будто уколоться побоялась, и стала вглядываться в пустоту. Юрка не захотел ее тревожить и скоренько улепетнул. Стало ему совсем грустно.

Куда теперь податься неприкаянной душе?

Комком невидимого пламени метался Юрка над землей, вровень с легкими облаками. И снова ощущал притяжение большого светящегося города, великанского замка. Щупальцы столицы нежно пульсировали, перекачивая желания, страхи, озарения. Мощные информационные потоки сливались в одно мутное море, и море плескалось, как большая, до краев наполненная чаша. Одновременно Юрка слышал речь сразу по нескольким радиоканалам и видел что-то неясное, но ужасно раздражающее по телевизионному. Ввинчивались трелью в густой звуковой поток телефонные звонки, треск трамвайно-троллейбусного несовершенства, гудение высоких вольт линий электропередачи. Трудно было вычленить из этого хаоса слабый писк человеческой мысли, еще труднее найти то, что ищешь, что должен найти.

Время от времени над городом вспархивали, подобно голубям, души погибших и умерших и, взлетев, целенаправленно устремлялись туда, где нет ни тревог, ни воздыханий, но только жизнь вечная. «Присоединиться, что ли?» — подумал Юрка.

Но тут он увидел темно-серую тень — не самолет, не птицу и не душу, спланировавшую сверху и юркнувшую в окно большого каменного дома. Юрка азартно вычислил окно, поглотившее тень, и ринулся вдогонку. Дом был старинный: дубовый каркас и рыхлый кирпич. Высокие, словно порталы, окна затянуты тяжелыми портьерами. Два скелета на кровати обнимаются — о, Господи! — любят друг друга. Мужчина и женщина. «Мужской таз отличается от женского, — вспомнил Юрка из учебника анатомии, — да, угол тазовой кости». Недавно готовился к экзамену. Стыдно ему не было. В углу комнаты скорчился, хихикая и посматривая почему-то на дверь, черный, а не серый вовсе. Черный? Тут затрещал дверной звонок, Юрка явственно уловил электрическую трель, периодическое замыкание и разрыв в цепи. Треск. Двое в постели резко отпрянули друг от друга. «Напугались», — понял Юрка и вылетел. Мир предстал ему, как замочная скважина. Любопытно, но противно. Тоже мне, мир.

Новое зрение вообще его раздражало. Скелеты раздражали: как они ходили по улицам, топтались в дверях учреждений и магазинов, сидели на скамейках и в креслах, ели и пили. Когда он опускался совсем низко и пытался всматриваться в людские лица, то не мог разобрать ничего. Лишь изредка видел смутные огоньки в черепной коробке, зеленый — желания, красный — ненависти, синий — страха.

У двоих, что в постели, не было огоньков. Даже желания, видно, не было. «Жизнь — подумал о них Юрка. — Жизнь».

И услышал вопль над головой. Вопль и мелкое злое хихиканье. Юрка поднял глаза и увидел, как из окна торпедой выскочил тот, черный, сжимая в когтях трепещущую и пищащую душу.

— Ты! — неожиданно для себя взмыл следом Юрка. — А ну отпусти!

Черный взглянул на него зло и удивленно.

— Двигай себе, блаженный, — посоветовал черный. — Это мой, по вашим же законам.

— На суде про законы объяснишь, — буркнул Юрка и, длинно вытянув руку, ухватил черного за локоть. Черный в шоке выпустил трепещущую душу, но немедленно выхватил откуда-то двузубое раскаленное копье. Юрка ушел в бок не задумываясь, будто драться в воздухе было для него привычным делом, бесстрашно перехватил оружие одной рукой за раскаленный конец, другой за древко и рванул на себя, крутанувшись.

Черный взвыл, вмазавшись в вертикальную металлическую конструкцию, и выпустил копье. Юрка немедленно устремился за черным, чтобы догнать и наколоть. Найти, наконец, реального врага было для него в радость. Можно взять и допросить. Или расспросить.

Черный не стал дожидаться Юрку, а устремился прочь, лавируя между крышами невысоких домов. «Куда?» — Юрка сделал «горку» и спикировал ногами вперед на черную фигуру так, что захрустел у черного позвоночник или что там у него под черной шкурой? Черный рухнул вниз, Юрка вместе с ним и не отпустил даже, когда накрыл их серой тенью троллейбус то ли автобус, беззлобный человеческий транспорт. «Отпусти», — захрипел черный. «Как же! — пообещал Юрка. — Копьем он будет драться!» — «Ты, молодой, — прошипел черный, — отпусти, говорю. За что калечишь? Это мой был. По закону». — «Новый закон вышел, — объяснил Юрка, ломая поверженного. И, окончательно и прочно перехватив черное горло рукой, спросил: — А ты кто?»

— Кто, кто, — хрипя, удивился тот. — Дьявол, вот кто.

— Дьявол? — обидно захохотал Юрка. — Какой же ты дьявол? Ты бес.

Юрка вдруг осознал смысл сказанного и выпустил черного. Они поднялись с земли, и бес сказал обиженно:

— Эта сволочь наша была, точно. Ты бы знал, дурак, кого спасал, не лез бы, небось.

— Кого? — насторожился Юрка.

— Убийцу.

— Какого еще убийцу?

— Профессионального.