Евгений Сыч - Ангел гибели

— Какие же документы, если я не закончил?

— Конечно, если не кончил, — обдумывал что-то Константин, — какие уж тут документы. Вот что, — он взял Бориса за руку очень крепко. — Ты в самом деле пилот?

— Недоучка.

— Доучка ты или недоучка, меня не колышет. Ты посадить сможешь?

— А кто ж его знает? Нужно будет — попытаюсь.

— И что ж ты сразу молчал!

— Думал, найдется кто, настоящий пилот, из космофлота.

— А если б никто не отозвался, даже этот дед?

— Встал бы, конечно, что же делать? А сейчас, сам видишь, не пускают. Будем сидеть, ждать.

— Вот что, ребята, — сказал-приказал Константин. — Так мы дождемся, пожалуй! Пойдемте!

— Куда мы пойдем? — на этот раз расстроился Виктор. — Видел же!

— Ничего я не видел! Выпустите меня и сидите здесь. Виктор, как я подойду к этому, ты — бегом ко мне. А ты, Борис, жди на месте, пока не позовем.

— Ничего ты ему не объяснишь, мы уже пробовали.

— То вы пробовали, а то — я. Меня любой поймет, даже если по-русски ни бум-бум.

— Костя, — предостерег Виктор. — Его на таких, как ты, и учили, он сам тебе все объяснит, что можно и что нельзя.

— Его на таких, как вы учили, — уточнил Костя, — а меня на таких, как он. Старшина первой статьи, — представился, — инструктор по легководолазному делу, группа спецназначения.

— Ты эти замашки брось, — вяло сказал Борис. — Это не тот разговор, так нельзя.

— А смотреть, как все в пух из-за четверых дураков — можно?

— В пух так в пух, — сказал Виктор.

— Тебе все равно? — горячо посмотрел Костя. — Тебе плевать? Ну, так черт с тобой, если тебе плевать и со мной черт, но люди же! Пропадут люди!

— А ты уверен, что у меня лучше получится? — заволновался Борис. — Он все-таки космонавт.

— Заткнись! — перешел на личности Костя. — Ты у меня поведешь и посадишь, как миленький.

— Оставь, Костя, — сказал Виктор. — Он прав: лучше ждать.

— Я тебе щас разведу новгородское вече! — пообещал Константин. — Не забудь главное: сразу ко мне.

— Я пил сегодня, — вспомнил Борис.

— Видел я, как ты пил.

— Пил все-таки.

— И спал ты после этого, так что не о чем разговаривать. Выпускай, Виктор!

Виктор посторонился. Костя снял пиджак, бросил его на кресло и медленно пошел по проходу вперед. Борис растерянно смотрел ему вслед. Виктор весь напрягся в ожидании. Вот Константин подошел к охраннику. Прошел мимо.

Остановился. Вот оборачивается, идет обратно. Что-то произошло очень быстро, и охранник упал, вывалился в проход. Костя нагнулся над ним — и вот уже охранник летит, натурально летит к двери и стукается об нее. Костя прыгает к нему, опять наклоняется. Вскакивают пассажиры, которые сидят ближе к рубке, загораживают проход так, что больше ничего не видно.

Вслед за Виктором Борис устремился к Косте. В руках у Кости теперь был пистолет, а охранник лежал лицом в угол, молча.

— Вот так, — сказал Костя. Он подергал-повертел ручку двери, похожую на маленький штурвал, потом постучал. Оттуда тоже постучали, но не открыли.

— Вот так, — сказал охранник. Он приподнялся, сел и смотрел на всех троих без страха и злости, спокойно. — Мне придется подать рапорт на вас, когда прибудем в порт назначения.

— Если прибудем, — сказал Костя. — Как нужно стучать, чтобы открыли?

— Садитесь на свои места, — сказал на это охранник. Добавил: — И отдай оружие.

— Вот этот, — Костя показал на Виктора, — инженер, а этот — пилот, понимаешь?

— Я все понимаю. Садитесь на свои места и ждите. Не нарушайте порядка.

— Нет, — медленно проговорил Константин. — Ты у меня еще ничего не понял. Сейчас ты у меня все должен понять, иначе поздно будет. Какой порядок, если все вдребезги? Зачем порядок, если спасаться надо и спасать?

— Только порядок и можно противопоставить, только в нем и спасение. Если все, кому вздумается, проникнут в рубку, кораблю ни за что не сделать посадки. А так — просто ЧП, и все должно идти по инструкции. На все случаи жизни свои инструкции имеются. «Садитесь на место, гражданин, и перестаньте хулиганить», — вот все, что я могу тебе сказать. И зря ты думаешь, что если не повезло тебя скрутить, так и умереть достойно я не смогу? Я тут пятнадцать лет по трассе мотаюсь, пока ты пришел.

— Дурак! — сказал Костя. — Идиот. Тоже — герой в траурной рамке. Из-за твоей дурости сколько людей погибнет, подумай!

Тут ручка-штурвал на двери завращалась по часовой стрелке, как бы сама собой, внутри что-то звякнуло и загорелся зеленый глазок.

— Подумали, — ответил охранник. — Загерметизировались. Садитесь на места, пожалуйста. Скоро посадка.

— Все, — сказал Виктор Константину. — Ты сделал все, что мог.

— Надпись на памятнике, — боком усмехнулся Костя, взвешивая в руке оружие и примеряясь, не трахнуть ли им по непоколебимой двери.

— Да, — подтвердил Борис, испытывая некоторое облегчение. — Что могли, сделали.

Константин еще раз дернул ручку запертой двери.

— Счастье твое, — сказал он охраннику, — на слабака напал.

— Иди, иди, слабак, — напутствовал его тот.

— Возьми свою пушку! — кинул Костя на пол бессмысленный пистолет.

Охранник пистолет взял, задрал полу пиджака и сунул его в кобуру. Встал.

— Идите, — повторил он. — Идите на свои места. Пассажиры, что поближе, опять привстали.

— Всем оставаться на местах! — громко и строго скомандовал охранник. Трое поплелись обратно под взглядами — как сквозь строй.

Потом они долго еще молчали. Не двигались, только Борис время от времени поглядывал на часы.

— Все, — сказал он, — полчаса до посадки. Теперь уже все.

— Выпить бы, — ни к кому не обращаясь, сказал на это Костя. — Мутно на душе.

— Выпить есть, — просветлел Борис, достал из-под сиденья портфель, вынул бутылку. — Вот, — показал гордо, — очень хороший ром. Семь лет выдержки.

И передал Косте. Константин посмотрел на бутылку мельком, в одно движение снял завинчивающуюся крышечку, поднял с пола космофлотовскую чашечку. Налил.

— Пей! — протянул он чашку Виктору.

— Не буду, — отказался тот. — Ждать надо. Вдруг понадоблюсь. Позовут.

— Чего ждать? Слышал — поздно уже. Да что я тебе говорю! Сам лучше знаешь!

Виктор выпил. Костя налил по новой.

— Теперь ты! — протянул он чашку Борису.

— Нет. Я не буду.

— Как хочешь, — Костя выпил сам. Налил третью.

— Давай! — сломалось что-то в Борисе.

— Во! — грустно похвалил Костя. — Что ж добру пропадать?

В глазах отражается небо. В воде отражается небо. В стекле и металле отражается небо. В небе ничего не отражается. Иногда кажется, — вот, случилось! — но это лишь облака. И облака проходят, а небо остается. Снова голубое, холодное и чистое. Без следа. Древние представляли небо кристаллической сферой. В кристаллической сфере, наверное, что-то отражалось бы. Древние были добрее или больше нуждались в доброте.