Владимир Свержин - Семена огня

– А если она ему вовсе не сестра? Я слышала, иногда кормилицы подкладывали своих детей вместо господских.

– Евгения Тимуровна, вы точно уверены, что не начитались на ночь дамских романов?

– Я насмотрелась на Брунгильду, и мне уже никакая версия не кажется абсурдной.

– Ладно, принимается, как позиция для мозгового штурма. Но, свет очей моих, краса и гордость Нурсии, это все равно не объясняет, с чего бы вдруг одно исчадие Бездны так ненавидело другое. Если, конечно, исключить банальную зависть: ну там, изгиб хвоста, размах крыльев, фасон клыков… Давай вот что, – Лис задумался, оценивая полученную информацию, – постарайся тряхануть Пипина, а заодно и вояк из его отряда, тех, которые постарше, на тему пионерского детства бесстрашной охотницы на летающих крокодилов.

В конце концов, ты ее личный психоаналитик, интересуешься нежным возрастом пациентки. Ну, типа, по часам ли ела, не писалась ли в кроватку?… И не случалось ли это с кормилицами и няньками при виде нее? Мда, нелепица конечно, – «нежный возраст» в применении к Брунгильде звучит как-то неправдоподобно. Но факт остается фактом, он же был! И, возможно, корни действительно где-то там заныканы. Дерзай, подруга дней моих суровых.

– Дальше не нужно! – усмехнулась девушка . – Я все поняла.

– Вот и замечательно. Понятливость – качество редкое. А я пока тут проконсультируюсь у святош на тему прикладного богословия. Вот шо-то мне сдается, если она подменыш, то крещения быть не могло. Но ведь что-то же было! Не потеряшка подзаборная – дочь майордома! В общем, крути, расспрашивай, может, заодно всплывет причина лютой ненависти к драконам. Сейчас любая ниточка важна. И еще: очень хотелось бы понять, куда это наша гарпия летала давешней ночью .

Смиренный брат, теребя увесистые четки, склонился над Лисом.

– Тебе плохо, сын мой?

– Ой, худо мне, худо! Вон как исхудал, – Сергей похлопал себя по ребрам. Его долговязая сухощавая фигура вполне могла сойти за образец аскетизма.

– Быть может, желаешь чего? – монах смотрел с благочестивым участием и, главное, совершенно человеческим, не казенным, сочувствием.

– Как сейчас помню, в Салернском кодексе здоровья сказано:

«Вредно весьма запивать

То, что ешь за обедом, водою;

Холод возникнет в желудке,

А с ним – несварение пищи».

А несколько ранее там говорится:

«Лучшие вина у нас вызывают и лучшие соки».

В общем, шо-то у меня в желудке так холодно, шо скоро все тело заледенеет. Может, найдется кувшинчик чего-нибудь такого, шо чудесным образом сможет превратить желудочные заморозки в лучшие соки?

– Я посмотрю, сын мой, можно ли что-то сделать, – монах поднял взгляд к перекрытиям, словно там от бдительного взора настоятеля был припрятан заветный кувшинчик.

– Господин инструктор ! – раздался на канале закрытой связи возбужденный крик нурсийского наследника.

«Ну вот, – Сергей закатил глаза, – опять соображать на троих и, шо самое противное, – без вины, ну, в смысле, без вина. Вот как в таких условиях готовить плацдарм для чудесного исцеления?!».

– Я нашел их! – голос Карела звучал напористо, однако без особой радости. – Вот они!

Перед взором инструктора возникла прогалина, должно быть, когда-то выжженная молнией. Высокие деревья вокруг почти смыкались кронами, так что сверху ее было просто не разглядеть. Но услышать, что здесь происходит нечто странное, можно было издали. У ствола одного из деревьев, встав на задние лапы, передними в нетерпении и негодовании скребя кору, с тявканьем кружило полдюжины волчат, уже довольно крупных, но, видно, совсем еще неопытных. Задрав головы, они с обидой глядели на коварную добычу, невесть для чего взгромоздившуюся на толстую ветку. И это вместо того, чтобы весело убегать от них, как делала до сих пор!

Время от времени волчата подпрыгивали, стараясь цапнуть за ногу непонятливую еду, но попытка каждый раз оказывалась тщетной. Несколько взрослых суровых волков, описывая петли, бродили чуть поодаль, еще один, мощный, должно быть, вожак, лежал, философски созерцая охотничью забаву.

Дагоберт и его августейшая маменька самым что ни на есть не монаршим образом восседали на нижней ветке, с ужасом глядя на матерых зверей, карауливших за спинами волчат.

– Самое время для атаки , – сообщил Карел. – Мы идем с наветренной стороны. Они так увлечены, что нас не заметили.

– Ну что ж, действуй, мой юный друг, но только помни: за провал операции ты будешь отвечать головой, а за отсутствие головы… В общем, сам понимаешь. Будьте осмотрительны!

– Ага, – энергично ответил Карел, рывком обнажил меч, сорвал с головы шлем и бросился на прогалину, с криками и улюлюканьем тарабаня по нему. За ним устремился Бастиан, что есть сил грохоча по найденному в лодке деревянному ведру ковшиком для вычерпывания забортной воды. Во всю мочь Бастиан горланил «Отче наш», – должно быть, со страху ему больше ничего не лезло в голову.

Как и предполагал опытный «юннат», не ожидавшая подобного натиска стая опрометью бросилась в чащу. Вожак убегал последним, отскочив за кусты, он обернулся и, внимательно поглядев на атакующих, неспешно потрусил в заросли. Из лесу послышался обиженный визг раздосадованных волчат.

– Мы победили! – Бастиан схватил за руку могучего соратника. – Видел, как они удирали?

– Кто вы? – донеслось с ветки, служившей убежищем августейшим беглецам.

– Ну, это, – Карел, встал в гордую позу и прокашлялся, набираясь важности. – Я – герцог Жант Нурсийский. А это мой соратник и друг Бастиан. Мы прибыли сюда, чтобы спасти вас.

– Спасти? – удивленно переспросила Гизелла. – Но вас только двое, а наших гонителей сотни, может быть, тысячи. Вы лишь без толку погубите себя!

– Не беспокойтесь, мадам, – еще более приосанился бывший гвардеец, польщенный вниманием августейшей персоны. Служба в президентском полку, включавшая охрану приезжих коронованных особ, позволяла ему чувствовать себя рядом со столь знатной дамой без оторопи, присущей многим. Но ситуация и впрямь изрядно отличалась от всего ранее виденного. – Давайте я помогу вам слезть.

– Жант, – раздался за его спиной сдавленный, точно петлей, хрип Бастиана. – Герцог, обернись! Тут волки! Стая вернулась!

Женечка вертела в пальцах отточенное гусиное перо, всматриваясь в чисто выскобленный лист пергамента, точно надеясь разглядеть на нем еще не написанные строки. С одной стороны, вся информация, которую нужно было сообщить оперативной группе, рыщущей в поисках Дагоберта, уже и без того была им известна. С другой – попробуй объясни только-только поверившему в нее Пипину, каким волшебным манером осуществляется столь быстрая и незаметная глазу передача информации в неведомую даль. Вернее, объяснить-то можно, приплести волшебные чары, ну, скажем, того же Инсти, но тогда придется доказывать, что сама не колдунья. А здесь с этим могут возникнуть проблемы.