Василий Сахаров - Правда людей

— Тараса помню, — Паша улыбнулся и спросил: — Давно его видел?

— Дней десять назад. Проездом в Йобурге был, встретились.

— И как он?

— По-прежнему. Служит родине.

— Он такой, — Гоман приподнял рюмку и предложил: — Выпьем за него и всех честных служак, благодаря которым страна еще не развалилась.

Чокнулись. Выпили. Закусили. Помолчали. После чего разговор продолжился.

— Так что за дело намечается?

Паша приподнял бутылку, но я покачал головой — хватит. Он это принял, водочка вернулась на стол, и я ответил:

— Неподалеку секта обосновалась, "Новый Мир" называется. Обычная тоталитарная община. Наркота, психоделики, разврат, "бомбардировка любовью", моления и духовные практики. Косят под христиан, но не христиане. Качают бабло с богатых буратин и их детишек, которым скучно. Прикрытие в полиции и даже, как поговаривают, в Госдуме. Просто так к ним не подступишься, охрана хорошая, но я все же хочу попробовать вскрыть их на деньги. В одиночку это дело не потяну, поэтому собираю команду. Много людей брать смысла нет. Двоих-троих отчаянных, не больше. Подробности позже.

— Слышал про этих сектантов, да и так, сталкивался на улице пару раз, — Гоман поморщился. — Однако не уверен, что ты сможешь их подломить. Слишком молод, да и глуповат. Про меня ничего толком не знаешь, а пришел и вот так вот сразу в лоб — на криминал подбиваешь. Не серьезно это.

— Хм! Я только выгляжу молодо, Паша. А насчет не серьезности и глупости, я тебе так скажу. Мне надоело бояться каждой тени. Надоело оглядываться. Надоело, что в стране, за которую мои и твои деды жизнь отдали, я чужак. Надоело видеть сытые и самодовольные ряхи новоиспеченных хозяев жизни, которые рассекают по улицам на шикарных машинах с мигалками, а в провинции в это самое время народ последний хер без соли доедает и на китайские бич-пакеты копейки выгребает. Надоело видеть, как добивают промышленность и сельское хозяйство, а армию превращают в какой-то бордель. Надоело смотреть на несправедливость и зло. И потому нельзя бояться. Нельзя всего опасаться. Нельзя отворачиваться от всех и каждого только потому, что он потенциальный сексот. Нельзя проявлять слабость. И я плевать хотел на опасность, хотя от разумной осторожности отрекаться нельзя. Я тебе верю. Как только увидел тебя, так и понял, что ты именно тот, кто мне нужен. Ведь ты, Паша, такой же, как и я, только постарше. И если ты пойдешь со мной, то не прогадаешь. Я вижу, что ты горишь делом и жаждешь его. Но ты не уверен в себе и не знаешь, что нужно делать…

— А ты, получается, знаешь? — Паша прервал меня.

— Знаю.

В моем голосе была непробиваемая уверенность, и не было ни капли сомнения, и Гоман слегка повел шеей:

— Да-а-а… Силен ты, Егор… Паренек вроде простецкий, а по мозгам словами ударить можешь… Уважаю…

— Уважение это хорошо, Паша. Но мне нужен твой ответ. Да или нет?

— А ты не торопись, парень. Не надо. Посидим еще и поговорим. Спешка в таких делах ни к чему. Лучше скажи, сколько ты планируешь взять и на что хочешь потратить добычу?

— Взять думаю не меньше пяти-шести миллионов евро…

— Серьезно. А потратишь, небось, на баб и на гулянки?

— Ты меня слышал, Паша. Поэтому, если воспринимаешь меня всерьез, то должен понимать, что о себе я буду думать в последнюю очередь. Так что нет, ошибаешься ты. У меня планы иные и размах другой. Не надо размениваться на мелочи и если дело выгорит, то деньги будут вложены в организацию боевого отряда, конечная цель которого, свержение правящей верхушки. Разумеется, не сразу. Возможно, на это понадобится десять лет, а то и больше. Но путь я для себя выбрал и пойду по нему, не взирая ни на что. Так-то, Паша. Я пойду, и хочу потянуть за собой тебя.

У Гомана загорелись глаза, и он завелся:

— Красиво говоришь, Егор, и правильно. Мне такая позиция по душе и она, словно бальзам на раненое сердце. Так бы слушал тебя, и слушал. И если тебе нужен мой ответ, то я с тобой, парень. Убедил ты меня. Не знаю почему. Наверное, как и ты, мне все надоело. Да и терять мне нечего.

— Отлично.

Мы ударили по рукам, и хозяин квартиры поинтересовался:

— Прямо сейчас от меня что-то потребуется?

Про оружие, которое имелось у Гомана, я решил не упоминать. Придет срок и он сам его мне передаст, в этом я был уверен, а нет, так не беда, столица место такое, что при желании здесь даже танк купить можно. Поэтому я коснулся самого простого вопроса:

— Сейчас мне квартира нужна. Желательно в этом доме. На три месяца. Без регистрации. Вот деньги, задаток. Сделаешь?

Я бросил на стол сотню евро и Паша кивнул:

— Это просто. Приходи завтра, и будут ключики. С деньгами это не проблема, с хозяином соседней квартиры договорюсь. Что-то еще?

— Остальное завтра обсудим. Надо будет подходы к "Новому Миру" пробить, посмотреть, как охранники меняются, какие у них машины, и что они могут. Сроку нам две недели.

— Ну, дай-то бог, чтобы ты оказался не пустым мечтателем, а реальным человеком. — Паша встал, посмотрел на меня сверху вниз и добавил: — Однако учти, если ты подставной или пустобрех, то я тебя урою. Сам жить не буду, а тебя достану. Усек?

— Да, — я тоже встал и кивнул в сторону выходу: — Проводишь?

— Провожу.

Спустя минуту, получив номер Пашиного телефона, я уже спускался вниз. Несколько обескураженный и ошарашенный Гоман, жизнь которого резко изменилась, стоял на лестничной площадке и смотрел мне вслед, а я не оборачивался. Один этап был позади. Теперь второй — разговор с Эдиком Шмаковым.

Москва. Лето 2013-го.

— Как так!? Рудик, скажи мне, что это прикол! Скажи!

Михаил Алексеевич Токарев, крупный ухоженный брюнет в дорогом костюме, смотрел на своего приятеля и не узнавал его. Сейчас перед ним сидел не Рудик Мальцев, скромный худощавый московский интеллигент в четвертом поколении, с которым по выходным он пил пиво в любимой забегаловке, а глашатай смертельного приговора. Его приговора. Лицо Рудика казалось ему чужим, глаза приятеля смотрели в сторону, а тонкие холеные пальцы человека в белом халате бегали по столешнице, и выбивали нервную дробь. При этом в Токареве все еще жила надежда, что врач пошутил. Но надежда таяла, словно снег под жарким весенним солнышком, и ему хотелось схватить Мальцева за плечи и встряхнуть. Однако он сдерживался. Токарев ждал ответа и он прозвучал:

— Извини, Миша… — голос Рудика, для подчиненных Рудольфа Андреевича, был глухим и скрипучим. — Это не шутка. Ты прошел обследование, и результаты свидетельствуют о том, что ты болен… Неизлечимо…

Все! Это был конец. Токарев откинулся на спинку стула, который жалобно скрипнул, и закрыл глаза. Ему требовалось успокоиться и собраться.