Роджер Желязны - Миры Роджера Желязны. Том 28

Ненависть, так же, как и движение, перестала быть сознательным актом. Она плыла вместе с ним, независимый продукт его воли. Она была содержанием всего, что делал, видел, о чем думал, мечтал, она стала окружающей его действительностью. Возможно, она и была тем движением, той силой, что толкала его конечности снова и снова по направлению к изменчивому и вместе с тем удивительно постоянному каменному монолиту. Звезды скрылись за облаками, но каким-то образом она знала, куда направлять его движение в кромешной тьме. Ненависть прокладывала путь вереди него — черную тропу в черном мире.

Ненависть преодолевала жажду, гасила мысли о том, что он может скоро умереть, подталкивала его. И, похоже, собиралась это делать до тех пор, пока не иссякнет жизненная сила.

Так он полз и полз, а ненависть грела и кормила его, обгладывала и сжигала его во время движения. Он видел сны об охоте, он полз по звериным тропам, разглядывая неясные следы на каменистой почве и сжимая в руке ружье. Тот, за кем он охотился, оставил следы. Нужно было только читать их и не терять из виду. Рано или поздно, сколько бы времени это ни заняло, он догонит дичь. Пока есть силы, он будет идти по следу. Жизнь его жертвы в его руках, и Хью возьмет ее. Ведь он охотник. Его дыхание становится гнилостным и сладким. Он неумолимо движется вперед. Теперь он медведь.

…Яблоки в саду осыпались. Поток журчал совсем рядом. Хью пробрался к нему. Опустив голову, чтобы напиться, он увидел свое отражение — покрытые коркой брови, копна волос, темные блестящие глаза. Медведь или человек? Не все ли равно? Хью наклонился к воде, чтобы выпить свое отражение…

…А сам в это время полз и полз к темной гряде, и ветер пел над ним. Жажда вернулась и непрекращающиеся судороги заставили его скорчиться и схватиться за живот. Когда спазмы улеглись, он немного помассировал больную ногу, выдернул занозы из ладоней, пососал собственные щеки, надеясь выдавить хоть немного слюны.

Вдруг он заметил, что ветер прекратился. Тишина, разлившаяся в воздухе, казалась почти неестественной. Ветер сопровождал его так давно, что он перестал его замечать. Теперь Хью задумался: сколько времени ему понадобится, чтобы умереть, если просто лечь и ждать, пока это случится? День? Два? Несколько часов? Пока он размышлял об этом, разум вновь скользнул в небытие. Он задремал, то и дело вздрагивая.

Минуту спустя Хью открыл глаза, едва ли сознавая, что спал, кашляя и с трудом втягивая воздух. Ему казалось, будто он на дне моря, такая тяжесть вдруг навалилась на грудь, на ноющие бока. Может, это и есть ответ на вопрос, подумал он. Значит, вот оно? Последний вздох?

Но дыхание не прерывалось. Боли он уже не чувствовал, а дышать было трудно от того, что сам воздух, казалось, изменился. Удивление уступило место вернувшейся жажде. Тлеющий огонь охватил горло и проник в желудок, вызывая тошноту. Противная слабость разлилась по телу. Может, и в самом деле проще лежать и ждать?

Нет, натура приказывала ему ползти, и он будет продолжать свой путь до тех пор, пока не иссякнут последние силы и не наступит конец.

Хью напрягся, оттолкнулся здоровой ногой и снова потащил себя вперед. Теперь это стоило гораздо больших усилий, но он, стиснув зубы, полз. Еще несколько движений, и вот прежний ритм восстановился.

Не успел он проползти и десятка шагов, как послышался низкий рокот. Сначала Хью решил, что это кровь стучит в ушах. Но шум продолжался, усилился до вполне различимого рева, и шел откуда-то извне. В глаза вдруг ударила вспышка света, в небе что-то громыхнуло, словно щелканье бича. Раздался свистящий звук, вновь задул ветер. Хью остановился.

Минуту спустя на него обрушилась могучая стена воды, гонимая сокрушительным ветром, и буквально вдавила его в землю. Еще одна вспышка света, удар грома прямо над головой. Хью мгновенно вымок до нитки. Теперь он боролся с ветром и неподвижной ногой, пытаясь перевернуться на спину, и одновременно жадно слизывая языком капли, стекающие по лицу.

Когда ему наконец удалось это, Хью растянулся и широко открыл рот. Дождь барабанил немилосердно, словно тысячи маленьких дубинок. Но вода попадала в рот, и Хью на дубинки не обращал внимания. С первым же глотком он подавился, но продолжал пить, задрал намокшую рубашку и стал выжимать воду в рот, делая большие глотки. Холодный душ обдал голый живот. Хью вновь опустил рубашку и, когда она почти мгновенно намокла, выжал снова.

Желудок сжался, расслабился, скрутился в судороге, опять расслабился. Жжение и сухость во рту исчезли. Хью продолжал глотать. Снова и снова поднимал рубашку, выжимал, пил. Вода сочилась сквозь волосы, бороду, смягчала кожу, казалось, впитываясь внутрь.

Еще одна молния. Еще удар грома. Ливень усилился. Дрожа всем телом, Хью жадно пил. Это была жизнь, она била его, благословляя, а он продолжал впитывать ее в себя, давно напившись. А потом пожелал, чтобы дождь прекратился.

Но вода продолжала колотить его, как бешеный налетал ветер. Земля превратилась в грязь. Вода намочила каждый дюйм его тела. Хью закрыл глаза и стал ждать, но и сквозь закрытые веки видел вспышки молний. Вода заливалась в нос, приходилось поворачивать голову и выдувать ее. Устав бороться, он закрыл лицо руками.

Лежащему Хью мерещилось, будто земля так размякла, что он провалился в нее, в подземный мир, где пребывал когда-то так долго… как долго? Похоже, целая вечность прошла с тех пор, как он очнулся в пустынном лагере. Вода унесла его в другой мир, где он смотрел на все с точки зрения животного — зайца или дикой собаки. Так было проще различать следы, но и легче стать чьей-то добычей.

Вода продолжала падать с небес, а Хью представлял себе, что на него обрушился горный водопад, унося его к океану.

Вот он вонзился в его воды, позволяя волнам охватить себя со всех сторон, оттолкнулся, упал в мокрую зелень, вытянулся на спине, поплыл, дрейфуя, потом попытался встать, почувствовал, что ноги не достают до дна… секундное замешательство… и волны, большие волны… это все равно что взбегать на холм… он помнил океан. Весь вымок. Смех — это он смеется — и волны. Он помнил.

На какое-то время Хью затерялся в волнах и воспоминаниях. Проснулся, закашлявшись. Рука откинулась, и вода снова стала затекать в нос.

Кашляя, он сел. Дождь еще шел, и вода струилась по спине, по бокам. Еще одна вспышка и раскат грома долетели издалека, со стороны нагорья, ветер немного стих. Ливень теперь барабанил мягче, как бы шутя.

Хью немного попил, выжимая рубашку. Жажды больше не было, он просто хотел вобрать всю влагу, какую сможет удержать, и пил, пока живот не раздулся. Потом опять лег навзничь и позволил дождю омыть себя.

Эпицентр грозы продолжал удаляться. Шум его стал глуше. Хью лежал, тяжело дыша, словно от крайней усталости, живот его был, как бочонок.