Айзек Азимов - Приход ночи

– Что ты сказал? – уставилась на него Сиферра.

– Говорю, давай съездим с тобой куда-нибудь.

– Ты что же это, Балик – решил за мной приударить?

– Можно и так сказать, пожалуй. Что тут такого невероятного? Мы не чужие друг другу. Знакомы со времен аспирантуры и целых полтора года провели вместе в пустыне.

– Вместе? Да, в одной экспедиции. Ты жил в своей палатке, я в своей, и никогда между нами ничего не было. И вдруг ни с того ни с сего…

– Я же не замуж тебя зову, Сиферра, – пришел в раздражение Балик. – Просто предлагаю съездить вместе на Джонглорскую выставку дней на пять-шесть, погреться, пожить в приличном отеле после палаточной жизни в пустыне, тихо пообедать вдвоем несколько раз, попить хорошего вина… – Он недовольно развел руками. – А ты заставляешь меня почувствовать себя глупым мальчишкой, Сиферра.

– Ты и ведешь себя, как мальчишка. У нас всегда были чисто товарищеские отношения, Балик. Пусть они такими и останутся, хорошо?

Балик хотел было ответить, но передумал и плотно стиснул губы.

Наступило неловкое молчание. У Сиферры застучало в висках. Как это все неожиданно и неприятно – и то, что университетские коллеги уже ополчились против находок из Томбо, и неловкая попытка Балика ее соблазнить. Ну, не соблазнить, а завязать с ней какие-то романтические отношения. И как искренне поразил его ее отказ.

Неужели я подала ему какой-то повод, спрашивала себя Сиферра, дала понять, что питаю к нему чувства, которых на самом деле нет?

Быть не может. Ей не верилось в это. Ей нисколько не хотелось ехать развлекаться на север и попивать вино в приглушенном свете ресторана ни с Баликом, ни с кем-либо другим. У нее есть работа – и этого довольно. Вот уже двадцать с лишним лет, с самой ее юности, мужчины бегают за ней и говорят, какая она красивая, прелестная и очаровательная. Ей это, в общем, льстит. Пусть лучше ее считают красивой и очаровательной, чем безобразной и скучной. Но она пока ни одним еще не увлеклась – и не хотела бы увлечься. Как неудачно поступил Балик, внеся натянутость в их отношения именно сейчас, когда у них на руках подготовка всех беклимотских материалов и нужно полное согласие…

В дверь постучали, и Сиферра мысленно возблагодарила того, кто прервал эту ситуацию.

– Кто там?

– Мадрин 505-й, – ответил дребезжащий голос.

– Входите, пожалуйста.

– Я пойду, – сказал Балик.

– Нет. Он пришел смотреть таблички. А они такие же твои, как и мои, разве нет?

– Извини меня, Сиферра, за…

– Забудем об этом. Забудем!

В кабинет неверной походкой вошел Мадрин. Этому хрупкому, высохшему старичку уже перевалило за семьдесят и давно пора было на пенсию, но его оставили на факультете – не преподавать, а заниматься палеографией. За толстыми стеклами очков прятались добрые серовато-зеленые глаза, потускневшие от бдения над выцветшими древними манускриптами. Но Сиферра знала, что их тусклость обманчива: не было на свете глаз острее этих, когда дело касалось старинных текстов.

– Так вот они, эти знаменитые таблички, – сказал Мадрин. – Знаете, я ни о чем другом не мог думать, как только узнал о них от вас. – Тем не менее старик не устремился к табличкам немедленно. – Можете вы что-нибудь сказать мне об их контексте, о месте их находки?

– Вот общий план, снятый Баликом, – сказала Сиферра, подавая ему огромный увеличенный снимок. – Это холм Томбо, старая мусорная куча чуть южнее центра Беклимота. Вот такую картину мы увидели, когда буря расколола его надвое. Потом мы сделали срез здесь – и вот здесь – и все вскрылось полностью. Вы различаете здесь темную линию?

– Уголь?

– Он самый. След пожара, от которого сгорел весь город. А теперь посмотрим пониже и увидим второй слой построек и вторую линию пожара. Теперь смотрите сюда… и сюда…

Мадрин долго не отрывался от фотографии.

– Что же это? Восемь городов один на другом?

– Семь, – буркнул Балик.

– По-моему, девять, – заметила Сиферра. – Но я согласна, что трудно определить сколько их там во всем холме. Чтобы выяснить это, потребуется химический и радиографический анализ. Но очевидно одно: город раз за разом горел, и его обитатели снова строились на старом пепелище.

– Но тогда это, значит, неимоверно древнее поселение? – спросил Мадрин.

– Мне кажется, этому холму по меньшей мере пять тысяч лет. А то и намного больше. Может быть, десять или пятнадцать. Мы не узнаем этого, пока не доберемся до самого нижнего слоя, а с этим придется подождать до следующей экспедиции – или до следующей за ней.

– Пять тысяч лет, говорите? Возможно ли?

– Со всеми этими вновь создаваемыми городами? Пять тысяч – это минимум.

– Но мы никогда еще не раскапывали столь древнее поселение, – сказал озадаченный Мадрин. – Самому Беклимоту меньше двух тысяч лет, верно? А мы считали его древнейшим человеческим поселением на Калгаше.

– Древнейшим, известным нам, – подчеркнула Сиферра. – Но почему бы не существовать еще более древним? Гораздо более древним? Эта фотография, Мадрин, дает нам ответ. Перед вами поселение, которое древнее Беклимота – предметы беклимотского стиля обнаружены в его верхнем слое, а сколько еще слоев внизу? Беклимот, должно быть – сравнительно совсем недавнее поселение. Город Томбо, ставший древностью еще до постройки Беклимота, горел и восстанавливался много-много раз, на протяжении, может быть, сотен поколений.

– Как видно, это очень несчастливое место, – заметил Мадрин. – Нельзя сказать, чтобы боги благословили его, а?

– До жителей, должно быть, это тоже дошло со временем, – сказал Балик.

– Да, – кивнула Сиферра. – В конце концов они, скорее всего, решили, что это место проклято, и вместо того, чтобы строиться на пепелище после очередного пожара, отошли чуть в сторону и построили Беклимот. Но перед этим они долго, очень долго, жили на Томбо. Мы сумели распознать архитектурный стиль двух верхних слоев – видите, здесь остатки среднебеклимотских строений, а под ними – раннебеклимотские решетчатые. Но стиль третьего сверху города – того, что от него осталось – мне совершенно незнаком. Четвертый город еще более чужд нам и очень примитивен, хотя по сравнению с пятым он верх строительного мастерства. А ниже начинается такая первобытная мешанина, что трудно сказать, где один город, а где другой. Но каждый город отделяется от предыдущего линией пожара – так мы считаем. А таблички…

– Что таблички? – спросил Мадрин, дрожа от волнения.

– Квадратные мы обнаружили в третьем слое. А длинные – из пятого. Для меня они полнейшая загадка, но я ведь не палеограф.

– Вот было бы здорово, – сказал Балик, – если бы эти таблички рассказали нам историю разрушения и возрождения Томбо.