Айзек Азимов - Приход ночи

– Вот было бы здорово, Балик, – пронзила его взглядом Сиферра, – если бы ты не строил воздушных замков!

– Извини, Сиферра, – язвительно ответил он. – Извини, что осмелился вымолвить слово.

Мадрин, не обращая внимания на их перепалку, склонился над квадратными табличками, потом перешел к длинным и наконец сказал:

– Изумительно! Совершенно изумительно!

– Вы можете их прочесть? – спросила Сиферра.

– Прочесть? – усмехнулся старик. – Нет, конечно. Вы ожидали чуда? Но я вижу здесь словесные блоки.

– Да, я тоже их вижу.

– И, кажется, почти различаю буквы. На более старых табличках совершенно неизвестное мне письмо, скорее всего слоговое: слишком много знаков для алфавитного. Но квадратные, как мне кажется, представляют собой крайне примитивную форму беклимотского письма. Смотрите – вот это куас, готов поручиться, а вот это несколько искаженная буква тифиак – самый настоящий тифиак. Мне надо будет поработать над ними, Сиферра. С моими осветительными приборами, моими камерами, моими сканнерами. Можно я возьму их с собой?

– С собой? – переспросила Сиферра так, будто Мадрин попросил у нее несколько ее пальцев.

– Только так я сумею их расшифровать.

– А вы полагаете, что сумеете? – спросил Балик.

– Я ничего не гарантирую. Но если этот знак – действительно тифиак, а этот куас, я смогу распознать и другие знаки, предшествовавшие беклимотским, и по крайней мере транслитерировать [транслитерация – передача букв одной письменности посредством букв другой] текст. Трудно, конечно, сказать, поймем ли мы его после этого. И сомнительно, чтобы я в чем-то продвинулся с длинными табличками, если вы только не найдете двуязычный источник, который поможет мне разгадать более древнюю письменность. Однако попробуем, Сиферра. Попробуем.

– Хорошо. Попробуйте. – Она любовно собрала таблички и снова положила в коробку, в которой везла их с Сагикана. Ей больно было расставаться с ними. Но Мадрин прав – с первого взгляда их не прочтешь, нужен лабораторный анализ. Она проводила грустным взглядом палеографа, прижимавшего к хилой груди драгоценную ношу. Они с Баликом снова остались одни.

– Сиферра… насчет того, что я говорил…

– Я же сказала – забудь. Как я забыла. Ты не против, если я теперь поработаю, Балик?

– Ну и как он это воспринял? – спросил Теремон. – Лучше, чем ты ожидал, правда?

– Он вел себя превосходно, – ответил Биней. Они сидели на террасе «Клуба Шести солнц». Дождь на время перестал, и стоял великолепный вечер, особенно ясный, как всегда бывает после долгих дождей. Тано и Сита на западе ярче, чем обычно, излучали свой резкий, белый, призрачный свет, а красный Довим на другой стороне сумрачного неба пылал, как крошечный самоцвет. – Он вообще был спокоен наружно, пока я не сказал, что испытывал искушение все скрыть, чтобы пощадить его чувства. Тут он взорвался и чуть было не съел меня живьем – и поделом мне. Но самое смешное… Официант! Официант! Пожалуйста, два «тано особых» – мне и моему другу. И двойные, пожалуйста.

– Ты, я смотрю, становишься заправским выпивохой.

– Я пью только здесь, – пожал плечами Биней. – Есть что-то такое в этой террасе, в виде на город, во всей здешней атмосфере.

– Так оно и начинается. Ты входишь во вкус, у тебя появляются приятные ассоциации между определенным местом и выпивкой, потом ты ради эксперимента выпиваешь где-нибудь еще, и пойдет и пойдет…

– Ты прямо Апостол. Они тоже считают алкоголь злом, верно?

– Они все считают злом. И алкоголь, разумеется, тоже. В том-то вся и прелесть, правда, друг? – засмеялся Теремон. – Но ты рассказывал мне об Агоре.

– Да. Настоящая комедия. Помнишь, ты брякнул, что Калгаш может сбивать с орбиты неизвестный фактор?

– Ну да, невидимый великан. Дракон, изрыгающий пламя в небесах.

– Так вот, Атор того же мнения!

– Он думает, что в небесах есть дракон?

– Не говори глупостей, – фыркнул Биней. – Просто какой-то неизвестный фактор. Может быть, темное солнце или другая планета, расположенная так, что мы ее не видим, но тем не менее влияющая на Калгаш силой своего притяжения.

– Не слишком ли фантастично?

– Возможно. Но Агор напомнил мне старый философский принцип – меч Тарголы, которым мы, фигурально говоря, должны поразить наиболее сложную из двух предложенных гипотез. Легче сыскать темное солнце, чем создать новую теорию всемирного тяготения. Отсюда следует…

– Темное солнце? Нет ли противоречия в этих двух словах? Солнце – источник света. Если оно темное, почему тогда оно солнце?

– Это лишь одна из вероятностей, которые Атор нам подбросил. Он может и не принимать ее всерьез. В последние дни мы только и делаем, что перебираем разные астрономические казусы, надеясь, что один из них может послужить объяснением… Смотри-ка, Ширин. – Биней помахал дородному психологу, только что вошедшему в зал. – Ширин! Ширин! Идите сюда, выпейте с нами.

Ширин осторожно прошел в узкую дверь.

– У тебя появились новые пороки, Биней?

– Не так, чтобы очень. Но Теремон открыл для меня «тано особый», и я, боюсь, вошел во вкус. Вы ведь знаете Теремона? Он ведет колонку в «Хронике».

– По-моему, мы еще не встречались, – сказал Ширин, протягивая руку. – Но я, конечно, много слышал о вас. Я дядя Раиссты 717-й.

– Профессор психологии, – кивнул Теремон. – И только что с Джонглорской выставки, верно?

– Вы, однако, в курсе всех событий, – удивился Ширин.

– Стараюсь. – К ним подошел официант. – Что вам взять? «Тано особый»?

– Слишком крепко для меня – и чересчур сладко. У вас, случайно, нет нельтигира?

– Джонглорского рома? Не уверен, – сказал официант. – Как вам подать его, если найду?

– Чистым, пожалуйста. Я пристрастился к нему на севере, – пояснил Ширин двум друзьям. – Кормят в Джонглоре ужасно, но ром делают приличный.

– Я слышал, на Выставке возникли большие неприятности, – сказал Теремон. – Какой-то аттракцион – путешествие во Тьме, от которого люди сходят с ума в самом буквальном смысле…

– Да, Таинственный Туннель. Из-за него я и ездил – город и его юрисконсульты пригласили меня в качестве эксперта.

– Это верно, что люди в Туннеле умирали от шока, а он тем не менее продолжал работать? – встрепенулся Теремон.

– Меня все об этом спрашивают. Да, там было несколько смертных случаев. Но популярности аттракциона это не повредило. Публика все равно шла на риск – и многие выходили оттуда с тяжелым психозом. Я там и сам побывал, в Туннеле, – содрогнулся Ширин. – Ну, теперь-то его закрыли. Я сказал, что если они этого не сделают, то выбросят миллионы на страховку – абсурдно ожидать, что люди вынесут столь интенсивную дозу Тьмы. И они прислушались ко мне.