Вадим Охотников - В мире исканий

— Это, Василий Васильевич, противоестественное поведение растения, — говорю я прорабу. — Придется сообщить в научный растениеводческий центр. Может быть, — говорю, — обнаруженный нами факт будет иметь не только сугубо научное значение, но и практический интерес. Ты представляешь! Предположим, подобную породу удастся разводить в наших лесах. Красное дерево — материал замечательный. Из него всевозможные ценные вещи делают…

Постояли мы еще немного, так сказать теряясь в различных мучительных догадках, и отправились обратно в колхоз.

А вечером этого же дня уже пролился некоторый свет на это таинственное дело…

Сажусь я за стол и начинаю строчить письмо. Так, мол, и так, высылайте немедленно научные силы… Дело это у меня подвигается медленно. Не хочу написать как попало! Неудобно ударить в грязь лицом перед ученым народом. Ну, естественно, злюсь.

Вдруг, слышу, раздается слабенький стук в дверь.

— Войдите! — говорю.

Молчание. Через некоторое время опять повторяется стук.

— Ну, кто там? Заходите!

Вижу, медленно открывается дверь и на пороге появляется Ваня Чирюлин. Остановился. Стоит.

Вот я и говорю, что иногда очень трудно судить о человеке, пока его не узнаешь как следует. Что собою представляет этот самый Ваня Чирюлин? Парнишка лет двадцати. Работает столяром в нашей колхозной мастерской. Если, предположим, посмотреть на него — что можно увидеть? Ничего особенного! Немного курносый. Глаза голубые. Ну, волосы вьются… А вот застенчивый — так это уж просто необычайно. Робкий! Тихий! Совершенно исключительный в этом отношении.

Вот и теперь. Гляжу, стоит на пороге в нерешительной позе и мнется.

— Тебе чего, Ваня? — спрашиваю его. Молчит.

— Ну что ж, ты так и будешь стоять? Молчит.

— Дело-то у тебя срочное? А то я сейчас занят составлением важной бумаги. Может быть, завтра зайдешь?

Вижу, пытается что-то сказать и никак решиться не может. Что ты с ним будешь делать! Кладу на стол автоматическую ручку, с тем чтобы подойти к моему гостю, а она, проклятая — эта ручка, — возьми да и покатись по написанному. Получилась длинная клякса.

Досада меня разобрала ужасная.

— Вот полюбуйся, — говорю я Чирюлину, — что из-за тебя вышло!

И начинаю его отчитывать.

— Как тебе не стыдно! — говорю я ему. — Что ты за человек! Словно прибитый какой, слова из тебя невозможно вытащить. Всюду ты робеешь, стесняешься. В чем дело?

Подходит ко мне этакой неуверенной походкой и садится на краешек стула. Сидит и мнет кепку в руках.

— Простите, — говорит наконец. — Очень неудобно было мешать вам. А теперь вижу, что совсем помешал…

— «Помешал, помешал»! — передразниваю я его. — Говори, чего тебе нужно в данный момент?

— Просьба есть небольшая…

— Какая?

— Да вот сегодня днем на участке в лесу… дерево срубили, которое оказалось… красным.

— Действительно срубили! — говорю я. — А чего же ты хочешь?

— Недалеко еще два дерева есть, таких же… Так вот, я прошу, чтобы их не рубили. Они у меня крестиками на коре отмечены.

— Да не ты ли их посадил? — спрашиваю я ехидным голосом.

— Нет, я их не сажал, — отвечает Ваня серьезно. — Они выросли обычным, естественным образом.

— Так какое тебе до них дело?

— Красными-то я их сделал.

У меня даже рот от удивления открылся:

— Шутишь ты, что ли! Как мог ты окрасить внутри живое, растущее дерево? Соображаешь, что говоришь?

Молчит.

— Тайна у тебя, что ли?

— Зачем тайна! — говорит. — Секретов у нас никаких быть не может. А просто неудобно как-то, не все еще проверено. Может быть, случайно вышло. Проверить все нужно как следует. А то неудобно…

Смотрю я на него и думаю: «Вот поди угадай, кто ты такой! По всем признакам — необыкновенная мямля. А выходит, что изобретатель!»

Бился я над ним, бился, каждое слово будто клещами вытаскиваю. Все робеет, стесняется. «Рано, — говорит, — считать это дело за изобретение!» Роется в кармане и вытаскивает засохшие веточки. Тут же надрезает древесину перочинным ножом, показывает.

— Не вполне равномерно ложится краска, — говорит.

— Ты что ж, — заявляю ему, — на собственные силы надеешься? Первые результаты есть, и достаточно. Теперь надо поскорее привлечь ученых, агрономов, ботаников, химиков, предположим. Они тебе сразу помогут. Ты представляешь, какое огромное народнохозяйственное значение имеет окраска деревьев на корню, в живом виде! А?.. Вот сейчас так и напишу…

Проходит несколько дней. Получаю уведомление: выезжает к нам профессор. На следующий день отправляю на железнодорожную станцию Василия Васильевича Терехова с машиной для встречи.

Вот я и опять говорю: пойди определи человека по внешнему виду! Входит в это же самое помещение, где мы сейчас с вами находимся, высокий, очень такой представительный человек. Выражение лица строгое, я бы сказал — даже немного надменное и очень самоуверенное. «Ну, — думаю, — сразу заметно, что профессор!..»

— Здравствуйте, — говорю. — Вы, наверное, по поводу красного дерева?

— Совершенно верно, — отвечает. — Разрешите познакомиться. Моя фамилия Павлинский…

Ну, я, конечно, начинаю волноваться. Усаживаю гостя. Спрашиваю, не устал ли он с дороги и все такое прочее, и вскоре начинаю ему рассказывать про открытие, сделанное в нашем колхозе. Одним словом, вступаю в деловой разговор.

Профессор говорит этаким зычным голосом, немного врастяжку, вроде как бы лекцию читает. При этом словами сыплет преимущественно иностранными. Вот, например:

«Пигментационный процесс, сочетающийся с диссоциацией или циркуляцией при условии конвенционных токов, не является новым в науке…»

Вы, конечно, спросите, как я мог запомнить все эти слова. Да очень просто!

— Простите, — говорю профессору, — ваши указания, имеющие огромное научное значение, мне необходимо записать, а то я забуду.

А он пожимает плечами (мол, неуч какой!) и отвечает:

— Ну что ж, пишите!

Быстренько строчу и думаю: «Потом, мол, разберусь…»

— Ваш изобретатель… — продолжает профессор (при этом слово «изобретатель» произносит как-то особенно сухо), — ваш изобретатель, по моему мнению, чисто субъективному конечно, ничего не изобрел и ничего не открыл, если судить в широком масштабе мировой науки.

— Неужели, — спрашиваю, — окраска древесины растущих деревьев уже где-нибудь применялась?

— Этот факт, — отвечает он, — еще не апробирован абсолютно. Но думаю, что скрупулезное штудирование фундаментальных источников даст констатацию аналогичного или вполне идентичного случая…

Я вздохнул и опять записал.

Посылаю за Ваней Чирюлиным, находившимся в это время в лесу. «Ну, — думаю, — конец для нашего изобретателя наступил! Как он будет спорить с подобным профессором? Да он, наверное, умрет тут же, как только его увидит!..»