Айзек Азимов - Роботы утренней зари

– На Авроре это хореография. Джандер был роботом, а ты – землянин. С аврорцами все по-другому.

– Ты мне говорила. Но, Глэдис, от Джандера ты научилась получать; от меня ты научилась отдавать. И если это знание пошло тебе на пользу, разве не правильно, не честно будет научить других? Гремионис достаточно привлекателен для тебя, и ты захочешь научить его. Он и так уже презрел аврорские обычаи, когда настаивал, несмотря на твои отказы. Он отбросит и другие обычаи. Ты научишь его отдавать и получать, и вы оба научитесь делать это поочередно или вместе.

Глэдис испытующе посмотрела ему в глаза.

– Илия, ты пытаешься избавиться от меня?

Бейли медленно кивнул.

– Да, Глэдис. Сейчас я хочу твоего счастья больше, чем когда-нибудь чего-нибудь желал для себя и для Земли. Я не могу дать тебе счастья, но если Гремионис даст его тебе, я тоже буду счастлив… п оч ти так же, как если бы сам подарил тебе счастье.

Глэдис, ты удивишься, с какой радостью он поломает свою хореографию, когда ты покажешь ему, как надо. И это станет известно, и другие придут упасть к твоим ногам… И Гремионис, возможно, научит других женщин. Глэдис, ты, может быть, революционизируешь аврорский секс. У тебя для этого три столетия.

Глэдис уставилась на него и вдруг расхохоталась.

– Ты поддразниваешь меня, Илия. Ты валяешь дурака. Никогда бы не подумала: ты всегда так серьезен. О, дьявол! – добавила она, имитируя его баритон.

– Может, чуточку и поддразниваю, но в основном все правильно. Обещай мне дать шанс Гремионису.

Она подошла вплотную к нему, и он без колебаний обнял ее. Она положила пальцы на его губы, и он поцеловал их. Она тихо сказала:

– Разве ты не хотел бы иметь меня для себя, Илия?

Он ответил так же тихо:

– Хотел бы, Глэдис. Стыдно признаться, но в эту минуту я согласился бы, что бы Земля разлетелась на куски, лишь бы я мог быть с тобой. Но я не могу, Глэдис. Через несколько часов я уеду с Авроры, а ты не можешь ехать со мной. Не думаю, чтобы мне когда-нибудь позволили еще раз приехать на Аврору, и ты вряд ли сможешь посетить Землю. Я никогда не увижу тебя, Глэдис, но никогда не забуду. Через несколько десятков лет я умру, а ты в то время будешь так же молода, как сейчас, так что в любом случае, мы должны были бы расстаться.

Она прижалась головой к его груди.

– Ох, Илия, ты дважды вошел в мою жизнь, и оба раза лишь на несколько часов. Два раза ты сделал для меня очень многое, а затем прощался. Я никогда не забуду тебя, Илия, даже если проживу дольше, чем рассчитываю.

– Только пусть эти воспоминания не отвлекают тебя от счастья, – сказал он. – Прими Гремиониса и сделай его счастливым и позволь ему дать счастье тебе. И не забывай, что тебе ничто не мешает писать мне. Между Авророй и Землей существует гиперпочта.

– Я буду писать, Илия. Ты тоже напишешь мне?

– Напишу.

Наступило молчание, а затем они неохотно отодвинулись друг от друга. Он пошел к двери и обернулся. Она стояла на том же месте среди комнаты и слабо улыбалась.

– Прощай, – выговорили его губы, а затем беззвучно – он не мог сказать это вслух – добавил: – любимая.

И ее губы ответили:

– Прощай, моя любовь.

Он повернулся и вышел, зная, что никогда больше не увидит ее. Никогда не коснется ее снова.

Прошло некоторое время, прежде чем Бейли смог снова заняться задачей, которая еще оставалась ему. Он молча прошел с полпути до дома Фастальфа, затем остановился и поднял руку. Наблюдательный Жискар тут же оказался рядом.

– Сколько времени осталось до моего отъезда в космопорт, Жискар?

– Три часа десять минут, сэр.

Бейли подумал.

– Я хотел бы пройтись до того дерева, сесть, прислонившись к стволу, и некоторое время посидеть одному. С вами, конечно, но без людей.

– На открытом месте, сэр?

– Да. Мне надо подумать, а день сегодня солнечный, безоблачный, он вряд ли мне повредит. Если мне станет плохо, я войду в дом, обещаю. Ну, как, пойдете со мной?

– Да, сэр.

Они дошли до дерева. Бейли коснулся коры – палец остался чистым. Он осмотрел почву и осторожно сел, прислонившись к дереву. Не так удобно, как в кресле, но здесь, как ни странно, чувствовались мир и покой, чего, вероятно, не было бы в комнате. Жискар стоял рядом, и Бейли сказал ему:

– Садитесь тоже. Мне не хочется задирать голову, чтобы видеть вас.

– Я не смогу как следует охранять вас, сэр, если буду сидеть.

– Понимаю, Жискар, но в данный момент опасности не может быть. Моя миссия окончена, дело разрешилось, положение доктора Фастальфа укрепилось. Вы можете спокойно сесть, и я вам приказываю.

Жискар сел, но глаза его все время блуждали в разных направлениях. Бейли посмотрел на голубое небо, прислушался к жужжанью насекомых, к крику птицы, заметил колыхание травы, где, видимо, прошмыгнуло мелкое животное, и подумал, как мирно и тихо здесь, и как этот мир и покой отличается от шума Города. И впервые у Бейли возникло слабое впечатление, что Снаружи может быть предпочтительнее Города. Он был очень благодарен этому своему опыту на Авроре, и больше всего – грозе, потому что понял теперь, что может оставить Землю и встретиться с любым новым миром, на котором поселятся он, Бен и, может быть, Джесси.

– Спасибо, Жискар, что спасли меня в прошлую ночь. Не знаю, как благодарить вас.

– Меня вовсе не нужно благодарить. Я только выполнял диктаты Первого Закона. У меня не было выбора.

– Тем не менее, вы спасли мне жизнь и для вас важно, что я понимаю это… И теперь, Жискар, что мне следовало бы сделать?

– Насчет чего, сэр?

– Моя миссия закончена. Точка зрения доктора Фастальфа более не подвергается опасности. Будущее Земли вроде бы обеспечено. Похоже, что мне больше нечего делать. Но остался еще вопрос о Джандере.

– Не понимаю, сэр.

– Ну, вроде бы установлено, что он умер от случайного сдвига позитронных потенциалов в мозгу, но Фастальф уверял, что шанс на это бесконечно мал. Пусть даже деятельность Амадейро и увеличила этот шанс, все равно он остался бесконечно малым. Во всяком случае, так думает Фастальф. Но мне кажется, что смерть Джандера была намеренным роботоубийством. Правда, я не собираюсь поднимать этот вопрос: не хочу портить дело, пришедшее к такому удовлетворительному разрешению. Не хочу снова подвергать опасности Фастальфа. Не хочу сделать несчастной Глэдис. Я не знаю, что делать. Я не могу сказать об этом ни одному человеку, поэтому говорю вам, Жискар.

– Да, сэр.

– Я всегда могу приказать вам стереть все, что я говорил, и не вспоминать об этом?

– Да, сэр.

– Как по-вашему, что я должен сделать?

– Если это роботоубийство, сэр, то должен быть кто-то, способный совершить его. Способен только доктор Фастальф, но он сказал, что не делал этого.