Алина Распопова - Регресс

На этом, совсем недавно поступившем в продажу оптическом устройстве, появилась довольно просторная комната. Стеклянные стены, прозрачный потолок… Все углы её были увешаны камерами и датчиками, я был уверен, что датчиками был сплошь напичкан и мягкий её пол.

– И сколько это продлиться? Сколько времени мне придется пробыть здесь? – поинтересовался я.

– По моим расчетам сто девяносто часов… Восемь дней…

– Все восемь дней в этой комнате?! – возмутился я.

– Ну, голубчик. Это будет не сложно, уверяю вас… У вас будет всё, что нужно. Я не могу проводить эксперимент в другом месте. Бокс оборудован совершеннейшей системой контроля жизнедеятельности, в нём собрано оборудование, подобное тому, которое используется самой Системой… Вы поймите, мне ведь нужно будет проконтролировать все, даже мельчайшие изменения в вашем организме… Все внутренние и внешние параметры.

Я недовольно смотрел на экран.

– Поверьте, я буду всё время рядом… – убеждал меня Закхер.

– Послушайте, Джек, – сказал я. – Если со мной что-нибудь случится…

– Да что вы, – замахал руками Закхер. – Ну как вы могли подумать. Вы же видели отчеты, всё безопасно. Я всё предусмотрел. Никакой боли, никаких неудобств. Вот расчеты всех дозировок… От вас ведь ничего даже не требуется… Только одно, только об одном настоятельно попрошу вас… Всё, что мне от вас нужно – это чтобы вы хорошо запомнили всё, что будете чувствовать… Мне нужно как можно более точное описание ваших ощущений в каждый временной момент. Вот, смотрите, я повесил в комнате часы…

Закхер навел камеру, и я увидел циферблат электронных часов на одной из стен бокса.

– Пожалуйста, посматривайте на них… Это очень важно… «О» – это время начала нашего опыта. Мне нужно… Очень нужно будет услышать от вас, что вы чувствовали в разные моменты времени… Пожалуйста, я вас очень прошу…

– Ну если хотите, я могу взять свой планшет с собой… – предложил я. – Буду записывать всё, что будет со мной происходить, заняться-то там больше мне будет нечем…

– Да… – почему-то растерялся Закхер. – Это хорошо. Конечно, записывайте… Только знаете что, вы всё-таки постарайтесь всё ещё и запомнить. Вы помните эмпирический закон Мелинга?

– Конечно, – удивился я. Формулу Мелинга проходят ещё в школе.

– А Больмаца? – не унимался Закхер.

– Ну ещё бы, её проходят все на втором курсе…

– Вот и отлично! Замечательно! Множество переменных… Это то, что нужно для проверки. Вспоминайте их иногда во время эксперимента… Пожалуйста.

Я был обескуражен столь странной просьбой. Ни эмпирический закон Мелинга, ни тем более формула Больмаца вроде бы никак не были связаны с указанной в предстоящем опыте темой.

– И ещё закон относительности Эйнштейна… – задумчиво произнес Закхер.

– Да, «е = mc2». Она тоже нужна…

– Но для чего? – удивился я.

– Вы поймете… Всё поймете потом. Сейчас я не могу рассказать вам всех тонкостей эксперимента, не нарушив тем самым его чистоту.

Я сдался. Мне хотелось ему верить. Если профессор хочет, чтобы я вспомнил формулы, я вспомню…

– Теперь, голубчик, вам нужно отдохнуть, – принялся суетиться вокруг меня Закхер. – Пойдемте, у меня есть отличная сыворотка, она полностью восстановит ваши силы после утомительной дороги… Мне нужен для эксперимента ваш четкий ум.

Проведя меня в другую комнату, Закхер сделал инъекцию. Выполнить процедуру проверки химического состава вводимого мне раствора, мне не удалось. Эта функция тестирования всех потребляемых продуктов, встроенная для обеспокоенных своим здоровьем аптаунцев прямо в планшет, сегодня оказалась для меня бесполезной. Закхер категорически был против, чтобы кто-либо знал состав пока ещё не запатентованных им веществ. Мне пришлось согласиться. Зеленоватого цвета препарат, очень напоминающий широко использующийся среди аптаунцев для повышения работоспособности метапропилин, потекло по моим сосудам. Эксперимент начался.

Взбодрившись, я принял очередную дозу инъекций. Закхер не пояснял, для чего она, он молчал. Насупившись, профессор сосредоточил всё своё внимание на склянках с препаратами. Отсчитывая таймером секунды, одну за другой он подводил ко мне тонкие иглы инъекционных шприцов. Раствор тек по тонким трубкам. Я чувствовал себя подопытным животным… Я постарался не думать о том, в какое положение себя загнал. Моя нынешняя роль была для меня унизительна, мне было неприятно, что я, сам являясь ученым, вынужден смириться с тем, что я всего лишь подопытный материал. Но выбора у меня не было. Только так, согласившись на эту авантюру, я мог вернуть себе прежнюю жизнь. Майк убедил меня в том, что этот эксперимент – единственный для меня способ снова переступить порог собственного дома, а захлопывающаяся под ревущие звуки дверь… Она не оставляла надежды на то, что можно было действовать как-то иначе. Меня заблокировали. Однако теперь, глядя на шприцы, капельницы, склянки Закхера я спрашивал себя: «А может быть был другой выход?»…

– Как вы, голубчик? – тряс меня Закхер.

Я увидел над собой его белый халат.

– Вы не волнуйтесь, всё так и должно было быть… Сейчас вы почувствуете себя лучше, – суетясь рядом со мной, причитал док.

Я огляделся. Я лежал в том самом прозрачном боксе, который видел на экране, прямо на полу. Рядом со мной Закхер заботливо клал бутылку воды и мой планшет.

– Что со мной? – спросил я, и собственный голос показался мне каким-то далеким, странным.

– Не волнуйтесь, не волнуйтесь, голубчик, – затараторил Захкер. – Вот, смотрите, я буду приносить вам всё, что необходимо. Всё так и должно было произойти. Я отключил вашу центральную нервную систему, теперь она включается снова. Мне нужно было очистить вас от прошлых ощущений и повысить восприимчивость к новым. Это сброс фазы – так я это называю…

Я чувствовал себя странно. Необычная лёгкость овладела мной. Казалось, я стал невесомым. Подобно воздушному шару, наполненному только лишь газом, мне хотелось взлететь. Всё вокруг стало нереальным. Ощущения переменились. Я продолжал чувствовать окружающую действительность, только связь с ней была теперь совершенно иной. Свет, образы, звуки проникали в меня сейчас не через тело. Каким-то странным образом все они попадали сразу в мозг. Никогда я не испытывал такого! Подобно тонкой пленке мыльного пузыря моё тело окружало меня, совершенно не соприкасаясь с моим, находящимся внутри него разумом. Я парил. Я повторил про себя эмпирический закон Мелинга, формулу Больмаца и только сейчас осознал, как много было раньше во мне телесного, земного. Ощущения собственного тела всегда мучили меня. Я научился их не замечать, отсекать, не прислушиваться к ним, однако никогда раньше я не чувствовал такой как сейчас свободы… В этот момент я стал сомневаться в том, что теории, опровергающие наличие в теле души, как некой субстанции, верны. Я чувствовал, что разделился…