Яна Завацкая - Мы будем жить

— Что именно вы сделаете? — спросил Анквилла. Урку заспорили между собой. Анквилла повернулся к Рока.

— Если они сами позаботятся об этом, — произнес он вполголоса на ару, — я предложил бы оставить все, как есть.

Рока покачал головой.

— Я понимаю. Но решение Аруапы…

Анквилла едва заметно пожал плечами.

— Я был против. Нам не уйти от них. Не спрятаться. Нам всегда предстоит жить в одном мире. Конфликтов не избежать.

… В конце концов Рока согласился с Анквиллой. Урку предложили — усиление охраны в два раза. Ужесточение кодекса наказаний. Кто-то сгоряча предложил сжечь преступников на костре. Анквилла отверг идею.

— Это слишком. Смерть — достаточное наказание.

Лорин думала о Келле, и нестерпимая боль скапливалась под грудиной, становилось трудно дышать.

Трое урку, вышедшие на рыбалку в ночь, и всю ночь бухавшие, решили, что одинокая девочка-амару — лакомая и беззащитная добыча. Они напали сзади.

Но Келла была — чикка-хальту. Она сумела вывернуться, обезвредить одного из урку точным ударом, отбиться от попытки изнасилования. Но силы были слишком неравны. Кто-то из урку, пьяных, в пылу схватки выхватил нож. Другой сумел удержать Келлу за волосы.

Яростное сопротивление Келлы раззадорило урку.

Лорин много лет думала: если бы я сопротивлялась тогда… если бы я ударила его…

Ей казалось, она сама виновата — в том, что так покорно соглашалась на все. Да, она была маленькой. Да, это был ее родной отец, которого ее учили слушаться. Да, родители не могут быть неправы. Но как это оправдывает ее? Если бы она ударила, закричала, убежала… что было бы тогда?

Келла сопротивлялась, как тигрица. И вызвала еще большую ненависть насильников, до безрассудства, до безумия… Ей перерезали горло.

Испугавшись того, что сделали, преступники бежали. Остатки алкоголя в крови помешали им мыслить логично и хотя бы утопить труп в озере.

Лорин ткнулась в плечо Каяри, закрыла глаза. Юноша прижал ее к себе. Ей было больно. Больно. От этого не спасало ничто, даже руки Каяри.

Президент Марки что-то там говорил на площади. Лорин почти не слышала.

Потом она открыла глаза и увидела троих преступников, привязанных к столбам. К каждому из них подходил охранник в зеленой форме, с "Макаровым" в руках.

Лорин не видела отсюда выражений лиц бандитов, но почти физически ощущала их ужас. Гоша бешено дергался, словно пытаясь порвать веревки, и что-то вопил. Второй, новичок, совсем обмяк и повис на привязи. Третий застыл, как изваяние у столба.

Три выстрела слились в единый грохот. И снова, вразнобой.

Лорин широко открыла глаза. Тела казненных уже оттаскивали от столбов. Над площадью стояла мертвая тишина.

Глаза Лорин были сухими. Боль в груди исчезла, сменившись легкостью и пустотой.

Вилла Пьера Барта фон Гаттена была прекрасна. Здесь поработали талантливые архитекторы и дизайнеры со вкусом. Английский сад был надежно укрыт от посторонних взглядов надежной оградой.

Здание виллы — да что уж там говорить, небольшой замок — торжественно разворачивалось перед нами. Оно было выполнено в футуристическом стиле, из белого бетона и разных видов матового стекла — спиральный изгиб основной части, изогнутые колонны, башенки.

— Сюда, пожалуйста, — приветливый служащий указал мне направление. Я двинулся налево по галерее, ведущей в зал. Галерея была вся белая, сверкающая, напоминала вернисаж в каком-нибудь древнем замке, но белоснежная лепнина потолка изображала не амуров, а весьма искусно выполненных питекантропов, а стены украшали оригинальные — я полагаю — работы абстракционистов.

— Клаус?

Я обернулся. Только один человек на этой вилле мог звать меня по имени. А я все еще содрогался, называя по имени его.

— Добрый день, Пьер.

— Очень рад вас видеть. Пройдемте в кабинет?

Холодная тяжесть замерла в петле подмышкой. Очень удачно, Барт беспечен, как многие амару, это нам вообще свойственно, меня не обыскали при входе на виллу. Да и неизвестно, есть ли у него охрана здесь, вилла, как все в этом районе, очень открытая, на виду. Сигнализация, конечно, стоит…

Кабинет здесь ничем не напоминл франкфуртский офис. Антикварная мебель, винтаж — лампа под зеленым абажуром. Тяжелые салатовые шторы, готическое окно, выходящее на Альстер…

Когда-то весь озерный берег принадлежал богачам, но в 50-е бургомистр недолго думая национализировал его. Теперь местные миллионеры и даже миллиардеры имеют возможность ощутить себя демократичными, близкими к народу и наблюдать, как по благоустроенному берегу Альстера бегают физкультурники, и собачники выгуливают питомцев.

— Садитесь, Клаус… что вам налить — виски, темного, светлого? Может быть, немного красного вина, у меня есть анжуйское.

— Воды, пожалуйста, — вежливо сказал я, усаживаясь в высокое плетеное кресло ближе к окну. Хорошее освещение. Удобно стрелять.

— А я, пожалуй, немного апельсинового сока в таком случае, — Барт налил себе сока, мне в высокий бокал воды. Уселся в кресло напротив меня, у стеклянного журнального столика. Столик украшала деревянная статуэтка, кажется, бродячего подмастерья, во всяком случае, какого-то типа с дорожным мешком и посохом.

— Хорошо добрались?

— Отлично. У вас великолепный джет. Герр Майер, правда, был не в лучшем настроении, — улыбнулся я.

— Это его обычное состояние, — кивнул Барт и чуть поморщился. Как бы давая мне понять, что считает меня более своим и приближенным, нежели мой начальник.

— Я слышал о неприятном инциденте с этой женщиной… — осторожно сказал Барт, — мне жаль. Я лично отдал распоряжение, чтобы с ней обращались аккуратно, с соблюдением всех прав. Но… вы знаете, ситуация в немецком филиале давно вышла из-под контроля.

Я удивленно взглянул на него. Вот как?

— Собственно, — сказал я вслух, — вины организации в этой смерти нет. Женщина покончила с собой. Такое случается. В стрессовой ситуации люди порой ведут себя непредсказуемо.

— Да, вы правы, Клаус.

Барт допил сок, аккуратно поставил стакан на бар-столик.

— К делу. Не будем затягивать ситуацию. Клаус… Я бы хотел говорить с вами совершенно откровенно. Вы знаете все обо мне. Я амару. Я был в Шамбале. Но передумал и вернулся обратно, в человеческий мир, причины этого я вам уже описывал, и я был откровенен. Теперь будьте и вы откровенны со мной. Здесь нет герра Майера, нет и не будет. Здесь только вы и я. Мы оба — амару. Клаус, мне известно, что вы не только были в новой имата. Вы стали агентом хальтаяты и были внедрены к нам в ОПБ. Вы работаете против нас.

Я едва сдержал первый порыв немедленно стрелять. Нет. Вот теперь как раз этого лучше не делать — сначала надо все выяснить точнее.