Андрей Марченко - Империум. Антология к 400-летию Дома Романовых

Тем временем немецкие бомбардировщики достигли колонны беженцев и сбросили первые бомбы. На земле начался хаос.

И Надя больше не раздумывала. Круто бросив самолет вперед и вниз, она рванула на перехват разворачивающимся на повторный заход юнкерсам.

Надя даже не задалась вопросом, последуют ли за ней остальные самолеты или все-таки послушаются приказа командования. Но когда она бросила быстрый взгляд через плечо, то увидела, что на хвосте у нее висели Лиза с Натальей, за ними пристроился Василевский, очень рьяно взявшийся в последнее время изучать летное дело, а позади него держались оставшиеся два самолета отряда.

Немецких бомбардировщиков было слишком много для шести маленьких штурмовиков. И все-таки, отчаянно маневрируя, они смогли нарушить вражеский строй и отвлекали юнкерсов до тех пор, пока те не вынуждены были бесцельно сбросить весь бомбовый груз.

А потом, легкие и стремительные без бомбового веса, юнкерсы жадно набросились на помешавшие им самолеты.

В воздушном бою, подобном этому, Наде сражаться еще не приходилось. Немецкие бомбардировщики были повсюду. Садясь на хвост одному, она видела, что ей на хвост пристраивается другой, а за ним и третий. Выворачивая из отчаянного штопора, она обнаруживала, что ее уже поджидают на выходе другие.

Кажется, она подбила один. Потом еще один. А, может, и не она.

Перепуганный Гриша Василевский развернулся и полетел прочь – видимо, первый настоящий бой оказался для газетного героя слишком страшным.

Перестал стрелять один из штурмовиков их отряда. Надя не сразу поняла, что он просто растратил весь боезапас, и теперь ему оставалось только уходить от немецких атак – ответить было нечем.

Ожило радио, и пилот еще одного самолета выкрикнул: «Пробит бензобак, у меня кончается горючее!» И стремительно полетел вниз, отчаянно пытаясь выровнять непослушную машину и приземлить ее на безопасном для беженцев расстоянии. А позади, словно хищный ястреб, его преследовал немецкий бомбардировщик.

Внезапно воздух рядом с Надиным самолетом прошил беспорядочный веер трасссеров, а миг спустя мимо нее, едва не задев крылом, пронесся Гриша Василевский. Он безостановочно палил из пулемета и отчаянно, во все горло кричал. Надя увидела, что на Лизин штурмовик пикировал юнкерс. Он зашел на атаку с верхнего разворота, и потому Лиза его не видела. Но видел Гриша – и спешил Лизе на помощь.

Краем глаза Надя заметила сбоку густой дым – и вскрикнула. Дым валил из крыла Натальиного штурмовика. Черный, чадящий, он означал, что самолет продержится в воздухе еще от силы пару минут.

Знала это и Наталья. Знала и то, что не сможет безопасно приземлить подбитую машину. Круто развернулась – и повела самолет прямо на преследующего ее юнкерса с хищным красным ястребом на крыле.

Надя почувствовала, как мир на секунду замер, из ее груди вырвался беззвучный крик.

Натальин самолет врубился в юнкерс, и грудой горящего металла обе машины рухнули вниз.

Их арестовали сразу же по возвращении на аэродром.

Капитан Журавлев лично сопровождал Надю на гауптвахту и, закрывая дверь на замок, посмотрел на нее не столько с укоризной, сколько с облегчением, будто радовался, что она вернулась живой. В другое время Надю бы это окрылило – сдержанного, строгого капитана она очень уважала и, если уж быть с собой до конца честной, была в него немножко влюблена.

Но не сейчас. Сейчас ничего не имело значения.

Ни двое суток, проведенных на гауптвахте.

Ни приказ о наказании, который им начал зачитывать полковой политрук.

Ни будущее.

Перед глазами Нади стояли дымящиеся обломки Натальиного самолета, и, казалось, остальное просто потеряло смысл.

– За нарушение воинской дисциплины! – разносился над взлетным полем зычный голос полкового политрука, припечатывавший провинившихся каждым словом. – За невыполнение приказов командования! Назначить! В качестве наказания! Василевскому! Григорию Матвеевичу!

– Да пошли вы… со своими наказаниями! – неожиданно огрызнулся Гриша.

Стоявшая рядом с ним Лиза мягко тронула его за плечо, и тот, встретившись взглядом с девушкой, тут же взял себя в руки.

– Александровой! Надежде Дмитриевне! Назначить! – продолжал припечатывать политрук, но тут к нему стремительным шагом подошел капитан Журавлев – в неизменном кожаном летном плаще и с газетой в руках и, даже мельком не глянув на провинившихся пилотов, принялся что-то говорить.

Надя не слышала разговора Журавлева с политруком, но когда ветер пошевелил газетные листы, она увидела набранный крупными буквами заголовок на первой полосе: «Советы приходят на помощь Империи».

Что-то недовольно буркнув, политрук круто развернулся и зашагал прочь.

Капитан Журавлев подошел к провинившимся пилотам, остановился напротив них и сурово, чеканя каждое слово, сказал:

– Строгий выговор с занесением! Каждому! И чтобы впредь все приказы командования выполняли немедленно и беспрекословно!

– Так точно, товарищ капитан!

Лиза с Гришей пошли прочь; Надя заметила, что Гриша нерешительно взял Лизу за руку, а та подняла на него глаза и улыбнулась.

Надя переведя взгляд на своего командира. Он стоял напротив нее, как обычно, строгий и хмурый, в длинном кожаном летном плаще, и серые глаза его были холодными.

– Товарищ капитан, а почему нас все-таки отпустили? – нерешительно спросила она.

Капитан Журавлев несколько долгих мгновений смотрел на Надю, словно решая, отвечать или нет, а потом все-таки сказал:

– Ваше самовольство, Надежда Дмитриевна, было воспринято как акт бескорыстной помощи, которую мы якобы оказали Империи в трудную минуту. Вышло, будто Советы сделали первый шаг. Эвакуацию помогал проводить Красный Крест, так что о геройском поступке Советской России знает теперь вся мировая общественность.

– И что это значит? – спросила девушка, отчаянно надеясь на лучшее, но боясь услышать ответ.

– Что значит – пока неясно, – ответил капитан. Тон его смягчился, серые глаза заметно потеплели. – Но пишут, что теперь мы с Империей будем договариваться о совместных военных действиях против Германии. Белые уже вроде и делегацию к нам отправили.

У Нади от его слов перехватило дыхание.

– Я в газете прочитал, что в ее составе будет генерал-аншеф Александров. Это, случайно, не ваш отец? И еще – зампред ГосДумы князь Геловани. Это, наверное, отец Кати? Он ведь до сих пор не знает, да? Я тут подумал – возможно, вам захочется с ними… Надежда Дмитриевна, вы что – плачете? – несколько испуганно спросил он, заглядывая девушке в лицо.

Но Надя не плакала.

Она смеялась.

Просто почему-то слезы сами текли из глаз.